Вниз по реке к морю - [57]

Миранда перевела дух и поджала губы, явно выражая сочувствие.

– Присаживайтесь, мистер Оливер, – предложила она.

Возле двери на веранду стояли два плетеных стула, а между ними куб бутылочного стекла – вместо стола.

Я сел.

– Хотите виски? – предложила она.

– Скотч или бурбон?

– Соур-маш[27], – сказала она, мило улыбаясь.

– Дорогая, вы только что стали для меня человеком дня!

Она засмеялась – даже не в голос, но этот смех прозвучал благословением от самого сердца.

– Вам со льдом? – спросила она из кухни.

– Нет, спасибо.

Когда она уселась напротив, я подумал об Эйже. Вот и моя дочь уже стала красивой женщиной прекрасных форм, в ней была порода и улыбка, наполняющая душу счастьем.

Это сработало. Сердце забилось спокойнее, и я безбоязненно осушил щедро наполненный бокал.

– Хотите еще? – спросила Миранда.

– Да, хочу, но нет, не буду.

На губах ее заиграла улыбка.

– Лам сказал, что вы, вероятно, хороший человек, – сообщила она.

– Что в этом странного?

– Каждый раз, как кто-нибудь приходит к нему и расспрашивает о Мэнни, он потом звонит мне с платного телефона и рассказывает, кто у него был и как выглядел. С кем попало Лам не станет беседовать о Мэнни, особенно если этот кто-то – полицейский.

– Бывший полицейский, – поправил я.

– Полиция – это метка один раз и навсегда.

Я засмеялся, чувствуя, как виски фривольно расползается по телу.

– Окей, мистер Бывший Полицейский, – проговорила Миранда. – О чем вы хотели бы поговорить?

– О Свободном Мэне.

– Что вы хотите узнать?

– Против него и «Братьев по крови» был заговор. Я слыхал, что до сих пор есть люди, которые пытаются упрятать его историю под сукно.

Красотка смотрела в окно. А потом обернулась, снова посмотрела на меня и сказала:

– У вас ус отклеился. Вон там, слева. Сейчас еще не сильно, но скоро и другим станет заметно.

Я коснулся краешка усов и почувствовал слабину.

– Хотите, я вам подклею? – спросила она.

– Простите, что?

– Я же профессионал. Я – гример. Когда Мэнни освободил меня, ребята из «Братства» спросили, чем я хотела бы заниматься, и оплатили учебу.

Больше не спрашивая разрешения, она подошла к шкафу у входной двери, достала оттуда ящик, сильно смахивавший на рыбацкий, и складной стульчик. Села вплотную, чуть справа от меня, и водрузила ящик на столик из зеленого стекла.

– Откиньте голову.

Я повиновался, и она принялась изучать мои накладные волосы.

– Кто-то хорошо постарался. Ваша подруга?

Я объяснил, что учился этому и по какой причине.

– Очень умно, особенно для человека традиционной ориентации, – похвалила Миранда. – А то знаете, большинство мужчин замечают только попы и грудь. А как спросишь, так и цвет глаз вспомнить не могут.

– Детективы этим зарабатывают на хлеб.

– Так что вы хотите знать о Мэнни? – спросила она, приступая к подклейке моих усов.

– Ламонт упомянул, что мистер Мэн вас спас из какой-то беды.

– И не только меня.

– Но говорю-то я сейчас с вами.

– Ага, – она нанесла какой-то сильно пахнущий состав по краю полоски накладных волос. – Я успела увязнуть по самые уши, но однажды Мэнни просто вошел в комнату и увел меня оттуда – вот и все.

Я постепенно становился фанатом Леонарда Комптона (он же Свободный Мэн).

– И он спас не только меня, – повторила Миранда. – Нас была добрая сотня – детей, которые делали для них абсолютно все.

– Для кого?

Она ответила не сразу.

– Для Валенса и Прэтта.

– А другие были? Кто-то еще, кто работал с ними вместе?

– Были, но их имен я не знаю.

– Полицейские?

– Честно говоря, не знаю, – она еще немного поправила мои усы. – У них был такой листок бумаги, а на нем прейскурант. И шестьдесят семь вещей, которые мы обязаны были делать, если за это заплатят. Омерзительных вещей. Абсолютно любых.

– Так значит, они были сутенерами, а мистер Мэн вас вытащил из их бизнеса? – уточнил я.

– Не только сутенерами. И убийцами тоже. Они убили их.

– Вы имеете в виду «Братьев по крови»?

– И их… и детей, которые пытались бежать, или семьи, что пытались освободить их… да, в общем, всех, кто перебегал им дорогу.

– Эти убийства попали в протоколы?

Миранда прижала к моей верхней губе по меньшей мере шесть пальцев, надавила, а потом откинулась на стуле. Она перевела дух и снова посмотрела на меня прекрасными глазами, которые, как и ее кожа, были не просто коричневыми.

Минуты через три она сказала:

– Знаете, я люблю Ламонта. Он ко мне относился как к настоящей женщине и ни разу не попытался… попользоваться. Вы ведь знаете, что такие, как я, провоцируют у мужчин желание воспользоваться положением, сами того не осознавая.

Так вот, я люблю Ламонта и даже передать не могу, что чувствую к Мэнни. Я была в задней комнате массажного салона на Тридцать Девятой с этим белым; он мне кулак ввел прямо в анус, а чувство было такое, как будто всю руку – по локоть… и тут заходит Свободный Мэн с ружьем. Черт! И этот белый обмочился и удрал, как последняя собака. И с тех пор никто никогда ничего со мной не делал, если я не сказала «да».

А теперь Мэнни обречен на смерть, а я ни черта не могу сделать, чтобы ему помочь. Он мне даже не разрешает прийти навестить его, потому что не хочет, чтобы у меня были неприятности.

И даже несмотря на это, мне чертовски страшно говорить с вами, – Миранда все продолжала говорить, а я молча слушал.