Вниз по реке к морю - [29]

Лицо бывшего бандита выражало настоящее блаженство.

– И что же? – спросил я.

– Птица посмотрела на меня, и я понял – это знак. Вот ведь, пожалуйста, совершенно дикое животное подходит на расстояние вытянутой руки и заглядывает прямо в глаза. В этом есть какой-то смысл.

Я был заинтригован.

– И какой же? – поторопил я.

– Сложно сказать, каким в точности было послание, но птица означает свободу, а красный цвет говорит «будь начеку». И я подумал, что птица эта – как я. Птица, пламенем сверкающая в ночи, чем-то похожа на меня.

– И когда прокурор попросил тебя свидетельствовать против меня, ты отказался. И оставался выше этого и когда меня преследовали, и когда я был беззащитен.

– Не пойми меня превратно. Я вполне мог отсидеть срок. Я не боялся, но и ты не боялся тоже. Ты был как та красная птица – сидел себе в ветвях, а потом спорхнул вниз. Это же явный знак, такой же заметный, как нос на противной харе Орка. Я подписался еще на одну работенку, и дальше все было так, как я тебе и говорил: напарник подстрелил меня в спину. Это стало последней каплей, и с этим бизнесом я покончил.

У меня возникло четкое убеждение, что Мэл – безумец. Однако его психопатическое виденье мира было целостным и уверенным, которому вполне можно доверять.

– У меня сейчас на руках пара дел, – сообщил я, выдержав необходимую паузу. – Мне понадобится помощник, и я подумал о тебе. Я располагаю небольшим бюджетом, так что вполне могу позволить себе это. Деньги, конечно, не те, что навар с грабежей. Но ведь и ты уже не грабитель.

– По рукам.

– А разве ты не хочешь узнать, какого рода дела?

– Хочу. Вам придется мне об этом рассказать, мистер Оливер. Но если б та красная птица позвала меня с собой, я бы тоже согласился без колебаний.

– Сколько ты хочешь за свою работу?

– Один доллар сейчас и еще один, когда закончим.

Я достал банкноту в один доллар из кошелька и протянул ему.

– Пройдемся? – предложил я Мэлкворту.

Он убрал купюру во внутренний карман пиджака и поднялся.

И я пошел за ним, вверх по лестнице – в мир, полный безумцев и красных птиц, безымянных полицейских и женщин, которые раз за разом обводят простаков вокруг пальца.

Глава 14

Пешая прогулка из Ист-Виллиджа в Вест-Виллидж стала важнейшим, если не эпохальным путешествием в моей жизни.

Мой отец был преступником. Именно поэтому я и стал полицейским. Но меня подставили и запугали, а потому я перестал работать на официальные силы и теперь выступал исключительно как частное лицо. И каждый шаг, что я делал, был прямо противоположен тому, как поступил бы в той или иной ситуации мой отец. Можно даже сказать, что свободой воли тут и не пахло.

Но моя прогулка по стылым осенним улицам рядом с человеком, в котором сидело столько злобы, что он не остановится ни перед каким зверством, означала, что я сделал первый шаг по иному пути. По своему собственному пути.

– Я знаю, мне ничем не искупить того, кем я был, – говорил Мэл, когда мы шли на север по улице Хадсон. Темные кирпичные стены старых зданий только добавляли мрачности к его словам и месту нашего следования. – Нет, я признаю, что все это сделал, но это не имеет никакого значения. Возможно, если я смогу все это прочувствовать, я даже захочу загладить вину…

Разговор наш все продолжался, но я не слишком прислушивался к словам собеседника. И откуда-то знал, что все это в новинку и для него тоже, что этот человек не из тех, кто запросто выкладывает первому встречному всю подноготную, а лишь тогда, когда это жизненно необходимо либо если это ложь. Мэлкворт же просто думал вслух, вероятно, впервые в жизни, а я тем временем вспоминал камеру в одиночке и то, как враги сломили меня, заставив скулить как собаку.

– Это здесь, – сказал я, когда мы миновали шесть длинных кварталов.

Кафе «Либерте» располагалось с восточной стороны улицы Хадсон; высокие окна и уличные столики, за которыми сидело лишь несколько посетителей. Честно говоря, это была просто запредельно дорогая кондитерская, где подавали затейливо приготовленный кофе и крошечные сэндвичи, честно притворявшиеся французскими.

– Что угодно? – спросила молодая женщина с золотистым загаром. На ее широком носу красовались веснушки, а между передними зубами была щель.

– Можно нам вон за тот столик? – спросил я.

– Разумеется. Сейчас Хуан вам принесет меню.

Я заметил, что Мэл присмотрел самый дальний столик, спрятавшийся за стойкой, но я прекрасно знал: если мы сядем там, то будем выглядеть подозрительно.

Хуан оказался маленьким меднолицым человечком с чахлой щеточкой усов и застенчивым взглядом.

– Мне, пожалуйста, прошутто на багете и зеленый чай латте, – попросил я, когда молодой человек, глядя в пол, поинтересовался, что я закажу.

– Черный кофе с тостом, – попросил Мэл.

Когда Хуан пропал из виду, Мэл спросил:

– Так что тебе до того парня? – он напомнил о Стюарте Брауне.

– Ты когда-нибудь встречал его?

– Нет. Но знаю одного парня в Калифорнии, которого Браун вытащил из-под обвинения в убийстве.

– Браун был в Калифорнии?

– Нет. Тот парень пришил кого-то в Нью-Йорке, а потом еще одного в Сакраменто. В Калифорнию его экстрадировали и судили там уже после того, как Браун показал свое волшебство здесь.