Внимание: «Молния!» - [25]
Конники в бурках пролетали как черные орлы. Танкисты, качаясь в люках, из-под ладони всматривались вдаль.
Скоро Днепр. Вперед, марш!
Все шагало, катилось, гремело, сигналило...
Но этот дорожный гром отзывался в душе Ватутина тревогой. Быстрый темп наступления отрывал войска от баз. Горючее было на исходе. Его совсем немного оставалось в танковых баках, подвозка снарядов замедлилась. Артиллерийские части с каждым броском вперед растягивались и отставали. Тяжелые понтонные парки при форсировании рек понесли потери, буксирные катера требовали ремонта. Из-за частых налетов «юнкерсов» вся эта сложная техника могла передвигаться только ночью, да и тогда над степными дорогами висели осветительные фонари и, подобно горному обвалу, гремела бомбежка. Рассчитывать на помощь железных дорог он тоже не мог. Мосты взорваны, и от рельсов остались одни куски. «Но надо не ждать подхода тяжелых парков, стремительно форсировать Днепр на самодельных плотах и рыбачьих лодках. Спустить на воду все, что может плавать, зацепиться за правый берег и сразу налаживать паромные переправы, строить мосты. Быстро подтягивать артиллерию, подвозить боеприпасы и горючее». Битва за Днепр занимала в пути все его мысли.
После пятичасовой езды открылись грозные днепровские кручи. Вершины островерхих курганов и крылья ветряков освещало заходящее солнце.
За Днепром гремел, охваченный пламенем, маленький хутор Монастырек. На склонах холмов сверкало выстрелами большое село Григоровка. В реке отражались пожары.
На опушке дубового леса был оборудован временный наблюдательный пункт командующего Третьей танковой армией. Рыбалко доложил Ватутину, что бой идет не только на северо-восточной окраине Григоровки, штурмовые группы овладели за Днепром Зарубинцами, потом Луковицами, и сейчас мотострелковый батальон улучшил свои позиции вблизи села Подсенного. Он особо отметил храбрость местных партизан и похвалил их за оказанную помощь. Все заранее затопленные ими и замаскированные в камышовых зарослях рыбачьи лодки пригодились первым десантникам.
Маленькие пятачки плацдармов, захваченные за Днепром, быстро росли. Они сливались в один большой Букринский плацдарм. Он требовал бесперебойного снабжения боеприпасами, горючим, танками и артиллерией.
Маскируясь на низком берегу в кустарнике, Ватутин навел бинокль на огненные холмы.
— Мы продвигаемся к Григоровке. Я одобряю вашу решительность, Павел Семенович. Нельзя терять время... Иначе Манштейн превратит эти горы в новый Верден. Не медлить, переправляться с помощью любых средств. Фронтовые инженерные части подойдут к Днепру только через два дня. — Он с горечью в душе опустил бинокль, понимая, что борьба за Днепр на холмах и в оврагах теперь выльется в самую ожесточенную битву.
Рыбалко, сверив карту с местностью, собрал ее в гармошку и озабоченно глянул на Днепр:
— Паром сработан на скорую руку, но попробую перебросить первые машины. Когда рокочет танковый мотор, пехоте веселей.
— На Большой Букрин нацелены главные силы. Здесь, как вы знаете, ключ к обходному маневру и освобождению Киева. У нас будет в излучине шесть паромных переправ и понтонный мост. Но этого мало. Они смогут работать только ночью. Надо на правый берег проложить более надежную дорогу жизни. Я уже прикинул: мост длиной в три четверти километра... Каждая свая будет под жерлами орудий, а строить надо. — За Днепром на холмах потрескивают и сверкают автоматные очереди, а на низком лесном берегу раздается стук топоров и пение поперечных пил. Шумно падают срезанные под корень высокие деревья. Прислушиваясь к этому звуку, Ватутин окидывает взглядом лес.
Под охваченными осенней желтизной дубами танкисты маскируют КВ. Рядом стоит замаскированная пушка. Старший сержант Козачук только что положил на башню тяжелую ветку и со лба смахивает ладонью пот. Усатый солдат-артиллерист сидит на лафете и относится ко всему скептически, любит задираться, говорить колкости. Кряжистый сапер примостился на старом пне и с аппетитом ест кашу, поскрёбывая в котелке ложкой. Два бородатых крепких деда, отдыхая, курят большие «козьи ножки». Это первые добровольцы-колхозники. Они помогают бойцам чинить лодки, сколачивать плоты, тесать бревна. На траве аккуратно разложены лопаты, веревки, тросы, якоря. Все готово для переправы.
— Смотрите, хлопцы, Ватутин! — восклицает Козачук.
— А хто з них Ватутін? — дымя «козьей ножкой», интересуется дед в затрапезном картузе с потертым кожаным козырьком.
— Вот он бинокль вскинул... Ростом чуть ниже нашего командарма, — отвечает Козачук.
— У простому комбінезоні? — удивляется дед.
— Он! Точно он, — уверяет Козачук.
— А ты что, небось, с командующим знаком? — задиристо произносит усач-артиллерист.
— Знаком, — кивает Козачук.
— Чай пил? Заливай баки! — продолжает задираться усач.
— А чего заливать? — Козачук пожимает плечами. — Правду говорю.
— Знаем мы эту фронтовую быль-пыль, — старается острей поддеть усач.
— А ты — шершень, — Козачук косится на усача-задиру. — Зачем мне людей обманывать? — Поворачивается к дедам-колхозникам. — Мы в селе Чепухине стояли, после Курской битвы пополнялись. Наш экипаж в одной хате жил. Хозяйка такая услужливая. Уже старенькая, а в руках все так и горит. Борщ нам варит, белье стирает и даже словом не обмолвится, что ее сын — Николай Федорович — фронтом командует. — Поворачивается к усачу и кряжистому саперу: — А на третий день такое случилось... Командующий! Вскочили все без сапог, в трусах, в майках. Мы в «козла» резались. Вот положение! Так в струнку и стали. А потом разговор зашел. «Вы, —говорит, — в моем доме остановились. Ну что же, живите, на то и хата».
В новом романе Виктора Кондратенко рассказывается о беспримерных подвигах советских воинов в первый период Великой Отечественной войны, о крушении планов гитлеровского вермахта и разгроме немцев под Москвой.
Наиболее примечательная особенность повести «Без объявления войны» состоит в том, что В. Кондратенко меньше всего пишет о себе. Уже в первую неделю войны он был командирован редакцией газеты в самую горячую точку Юго-Западного фронта — в треугольник между Луцком, Ровно, Дубно, где разыгралось самое ожесточенное танковое сражение в начальный период восточной кампании. Именно там, в лесисто-болотистых бассейнах рек Стырь и Горынь, три механизированных корпуса под командованием генералов Д. И. Рябышева, К. К. Рокоссовского, А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.