Внимание: граница! - [3]
— Шайтан! Ахмак! — кричали они, грозя кулаками. Было их человек сорок. Мой возчик тоже что-то кричал им по-казахски. «Ну, — подумал я, — наверное, бить бросятся». Но обошлось.
Немного отъехав, я спросил возчика:
— Что кричали казахи?
— Что, что! «Дьявол», кричали, «дурак», кричали. А я им: «Чего ругаетесь, он все одно по-казахски не понимает, новый человек в этих краях»… А ты тоже хорош, нашел где курить.
— Я же не знал, что здесь трава такая.
— Это же чий. Не трава, а порох. Мог бы и сам сгореть.
С тех пор я был уже осторожен в казахских степях.
Поселок, где я должен был нести службу, оказался небольшим — около сорока глинобитных домов у речки, узкой, как шомпол.
Вокруг невысокие горы. По ночам совсем близко выли волки. А днем тропки и скалы кишели змеями.
Сама застава размещалась в палатках. И канцелярия — с картой, макетом местности и документами — тоже была в палатке. Здесь я объяснял задание, отсюда направлял пограничников в наряд.
Было у нас на заставе и свое маленькое подсобное хозяйство и, конечно же, лошади и собаки. Впрочем, собаки, кроме сеттера Марса, были непородистые.
Как-то, проезжая зарослями у подножия горы, я увидел волчицу, метнувшуюся из кустов в сторону. Я уже хотел выстрелить в нее, как вдруг заметил под одним из кустов, в слежавшемся сене, крохотного волчонка. Он был еще слепой, но, когда я его взял, тот угрожающе заворчал. «Вот, кстати, — подумал я, — теперь можно будет вывести на заставе хорошую породу собак».
Марс встретил волчонка неприветливо: подобрался весь, даже куснул. Волчонок, скуля, отполз, а я прикрикнул:
— Нельзя, Марс! Не трогай.
Однако отношения у них оставались натянутыми. Нет-нет да и поцапаются друг с другом. Невзлюбили Сарты (так назвал я волчонка) и другие собаки.
Стоило ему появиться на заставе, как они бросались на него. Тогда Сарты садился на задние ноги и, оскалив пасть, грозно щелкал зубами. Чем больше вырастал волчонок, тем ожесточенней становились драки. И странное дело, хотя Сарты был крепким и сильным, верх одерживала собака: волк может повернуться только всем туловищем, собака гораздо гибче и быстрее в движениях.
Зато с людьми у него были наилучшие отношения. Особенно привязался он ко мне. Стоило мне его приласкать, как он заваливался на спину в полном блаженстве. Едва я уходил из дому, поднимался вой, и только с моим приходом прекращался. Я его сам кормил, и спал он под моей кроватью. Как-то ночью я услышал, что с потолка на пол шмякнулось что-то увесистое. В ту же секунду Сарты метнулся из-под кровати. Когда я включил фонарик, на полу лежала змея, уже задушенная волчонком.
Многие месяцы я кормил Сарты только молоком и хлебом, стараясь заглушить его природные наклонности. Но стоило выпустить волчонка, как ко мне уже шли с задушенной курицей. Удивительно, он никогда их не ел — задушит, растреплет и бросит. Тщетно я наказывал приемыша. Сарты чувствовал себя виноватым, однако в следующий раз повторялось все сначала. Приходилось либо запирать его, либо повсюду таскать за собой.
А хорошей породы собак мне так и не удалось вывести. Однажды моего волчонка подстрелил какой-то заезжий охотник, приняв его за дикого волка.
Граница проходила равниной, потом поднималась к перевалу. Как бы мы ни усиливали охрану, держать под постоянным контролем весь этот большой и трудный участок было трудно. Часто нарушали границу опиеробы — резчики мака. Опиеробы — из Китая и местные, — подряжаясь к хозяевам участков, добывали млечный сок из незрелых головок мака, а потом сбывали готовый опий за границу. Задерживая опиеробов, мы отбирали у них наркотик и взимали штраф. Часто сталкивались мы и с барымтой — воровским угоном скота от нас в Китай или из Китая на нашу территорию. Много возни было и со всякого другого рода контрабандистами, которые зачастую оказывались и шпионами, и диверсантами.
Очень скоро я убедился, как прав был Владимир Ильич, когда говорил нам, будущим пограничникам, что без связи с местным населением, с жителями, которые знают каждую тропку, каждую кочку, каждого человека, без помощи этого населения пограничнику не обойтись.
Все больше времени стал проводить я в поселках и аулах. Рассказывал местным жителям о Советской власти, о задачах пограничников, расспрашивал, как люди живут, как работают, что их волнует.
Несмотря на то, что в Казахстане, как и повсюду, установилась Советская власть, старые устои жизни были еще очень крепки. Баи, владельцы крупных отар и табунов, продолжали эксплуатировать батраков: сородич-бай выделял бедняку для пользования немного скота, и за это батрак работал на бая всю жизнь. Это называлось родовой помощью. Бай, его жены, дети и батраки со стадами коров, овец и лошадей постоянно кочевали с пастбища на пастбище.
Трудовой народ начинал уже объединяться в союз «Кошчи», союз бедняков, но в условиях послевоенной разрухи и родовых пережитков процесс этот шел медленно. Пока скот был у баев, пока быт оставался кочевым, батрак зависел от богача и боялся его ослушаться.
Сам бай работой себя не утруждал. Бывало, пока батраки и жены работают с утра до ночи, он сидит, развалившись, в юрте. Иногда выйдет наружу, потянет ноздрями воздух: не пахнет ли откуда дармовым угощением. Целый день рядом с юртой стоит готовая, оседланная лошадь на случай спешных новостей, которые мгновенно распространяются от кочевья к кочевью.
