Внезапная страсть - [59]

Девочка послушалась, но уже через несколько секунд наклонилась снова.

– Я веду себя хорошо и не забываю молиться. – Фелиция захихикала.

В беспомощном гневе Селина не нашла иного выхода, кроме как прикрыться спасительным веером.

Джастин вернулся на свое место.

– Хорошо проводите время?

Если бы он только знал, что мысли разлетались в разные стороны, а волнение мешало дышать!

– Прекрасно, хотя должна признаться, что немного нервничаю.

– И я тоже, – просто ответил Джастин.

Селина взглянула на пустые кресла и спросила себя, что задержало кузенов: занавес должен был подняться с минуты на минуту.

В этот момент Тревор молча сел рядом, а Кэмерону пришлось устроиться с краю. Мысли закружились, как осенние листья на ветру. Тревор улыбнулся вполне мирно – впервые после проведенной вместе ночи. Сердце едва не выскочило из груди, однако Селина посмотрела со спокойным достоинством и тихо проговорила:

– С человеческой улыбкой вы намного красивее.

Тревор, заметно успокоившись, облокотился на ручку кресла, слегка склонился и посмотрел точно так же, как из вечера в вечер смотрел с противоположного конца зала.

Что же произошло между ним и отцом? Селина не опустила глаз, а подняла веер, чтобы спрятать улыбку, и отважно встретила неподвижный взгляд. Это было лишь начало, и теперь ему предстояло объясниться. Неважно, что она скоро уедет: он перед ней в долгу.

Тревор склонился и прошептал:

– Сегодня ты надела мое любимое платье, малышка.

При желании он мог бы уложить ее прямо здесь.

Что за бесстыдные мысли! Теплого дыхания возле уха оказалось достаточно, чтобы голова пошла кругом.

Три звонка возвестили о начале представления. Селина повернулась к сцене и, стараясь не покраснеть, энергично обмахнулась веером.

– И за что же вы так любите это платье?

– За то, что цвет напоминает бирюзовое сияние твоих глаз. – Губы задержались возле уха на миг дольше, чем следовало.

Фелиция якобы случайно задела ногой ножку кресла. Эта маленькая разбойница все замечала.

Селина вспыхнула и тут же смутилась от моментальной реакции на едва ощутимое прикосновение, а Тревор незаметно опустил руку и мизинцем зацепил ее мизинец.

Боже милостивый! До чего же хотелось упасть в его объятия! До чего хотелось рассказать, как мучительно она скучала во время бесконечно долгой разлуки! В эту минуту то, что произошло между отцом и сыном, казалось самым настоящим чудом.

Концерт знаменитой Лолы Монтес внезапно утратил притягательность. Селина с радостью позволила бы взять себя на руки, вынести из театра, посадить на коня и отвезти в лесную хижину, чтобы остаться там на всю жизнь – вдвоем. Страстное влечение диктовало собственные правила.

Что за фантазии!

Предосудительные размышления прервал оркестр, заигравший томительную экзотическую музыку. Лола Монтес все еще оставалась за занавесом, однако напряжение в зале стремительно нарастало.

Наконец сцена открылась, и восторженным взорам зрителей предстала необычайная женщина в облегающем алом костюме, украшенном множеством золотых монет, мелодично позванивавших при каждом движении. Черное облако волос и стройные бедра покачивались в такт медленной музыке. Выглядела она загадочно и в то же время эротично.

И прекрасно это знала.

Сначала танцовщица выступала для всего зала, но вскоре пристальный взгляд упал на Тревора и больше не отрывался. Смысл танца и энергетика изменились: теперь Лола общалась лишь с одним человеком, причем так, как будто вокруг больше никого не было.

Селина не знала, что думать. Возможно, на каждом своем представлении артистка выбирала единственного мужчину, чтобы создать эффект шокирующей интимности. Результат, несомненно, оказывался не только запоминающимся, но и скандальным. Стоило ли удивляться, что мадам Монтес пользовалась громкой известностью? Билеты на ее выступления разлетались мгновенно.

Прикрыв лицо веером, Селина слегка наклонилась.

– Вы с ней знакомы?

– Впервые вижу, – шепнул в ответ Тревор.

Сидеть рядом, когда другая женщина открыто его соблазняла, с каждой минутой становилось все более тягостно. Селина пыталась убедить себя, что возмутительное внимание не больше чем плод ее воспаленного воображения. Но почему же тогда Фелиция толкала спинку кресла всякий раз, когда заканчивался пируэт и жаркий взгляд вновь устремлялся в их ложу?

Тем временем публика заинтересовалась. Зрители верхних ярусов подносили к глазам бинокли и с любопытством осматривали бельэтаж, пытаясь определить, кто же так очаровал танцовщицу, а те, кто сидел внизу, то и дело отрывали взгляд от сцены и нескромно поглядывали наверх.

Тревор, разумеется, тоже заметил, что происходит, однако даже не пошевелился, а продолжал сидеть, опершись подбородком на руку и закрыв ладонью нижнюю часть лица.

– Боже мой! – едва слышно прошептал он.

Что означала таинственная реплика? Если он и ощущал неловкость, то никак ее не проявлял, в то время как Селина с трудом удерживалась, чтобы не уйти. В конце концов, она решила, что если бы оказалась на месте Тревора, а мужчина-артист неожиданно проявил подобное непристойное внимание, то не отвела бы глаз от сцены, чтобы не усугублять ситуацию. И ничем не выдала бы собственных чувств: тогда сплетникам досталось бы меньше поводов для разговоров. И все же мучительное ощущение запретного созерцания не отступало.