Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны - [359]
«Польская армия сражалась храбро, – вспоминал германский генерал, – но ее нельзя было сравнить с немецкими войсками ни по вооружению, ни по подготовке, ни по руководству, и в течение трех недель она была полностью разгромлена»[6595]. Судьба польской кампании вермахта была решена даже раньше – в первые две недели. В это время Франция и Англия были не очень активны. Перед самым началом войны, 31 августа, Гитлер рассчитывал на то, что союзники не вступят на территорию Германии[6596]. Он не ошибся. В сентябре 1939 года во французской армии господствовало убеждение, что на этот раз до настоящих боев не дойдет. Командовавший танковыми войсками 5-й армии полковник де Голль вспоминал: «… я отнюдь не удивлялся полнейшему бездействию наших отмобилизованных сил, в то время, как Польша в течение двух недель была разгромлена бронетанковыми дивизиями и воздушными эскадрами немцев»[6597]. Бездействие все же не было полным.
Стоявшие на фронте войска вывешивали плакаты с заявлениями о том, что первыми не откроют огонь, посещали окопы противника, обменивались едой и выпивкой[6598]. Впрочем, по свидетельству Черчилля, предпринимались и более радикальные действия: «Мы ограничивались тем, что разбрасывали листовки, взывающие к нравственности немцев. Этот странный этап войны на земле и в воздухе поражал всех. Франция и Англия бездействовали в течение всех тех нескольких недель, когда немецкая военная машина всей своей мощью уничтожала и покоряла Польшу. У Гитлера не было оснований жаловаться на это»[6599]. Жаловаться действительно было не на что. Немцы отвечали взаимностью: к концу 1939 – началу 1940 гг. их пропаганда достигла пика. Этой работой занималось Министерство иностранных дел, позже к ней подключилась военная разведка. Наиболее успешными были брошюры и листовки «Умереть за Данциг?» и «Англичане воюют до последнего француза»[6600].
Немецкий фронт на западе держали 35 неполностью укомплектованных дивизий против 65 кадровых и 45 резервных французских[6601]. «Странная война! – писал через месяц после разгрома Польши Майский. – Получается впечатление, что все, что делается сейчас, – это лишь присказка, а самая сказка еще будет впереди. Или иначе: все это лишь цветочки, а ягодки объявятся несколько позднее. Иногда мне кажется, что на европейской арене перед моими глазами два бойца ходят один около другого, примеряются, принюхиваются, поплевывают себе на руки, изредка награждают друг друга легкими толчками, как бы проверяя взаимные бдительность и готовность к схватке. Но самой схватки еще нет. Что-то удерживает бойцов от первого решительного удара, что-то сковывает их энергию, их волю, их мускулы»[6602].
5 сентября был отдан приказ о подготовке обороны Варшавы. Основу гарнизона составили отходившие части и сформированные отряды добровольцев. Им не хватало оружия, особенно слаба была противовоздушная оборона. Имелось только 36 зенитных орудий и 54 самолета[6603]. К 8–9 сентября немецкие клещи с севера и юга, со стороны Словакии и Восточной Пруссии почти сомкнулись у польской столицы, от Познани до Варшавы образовался вытянутый мешок, в котором оказалась большая часть польской армии. Немцы стали переходить на восточный берег Вислы, что делало катастрофу неизбежной[6604]. «Внутри этих клещей, – вспоминал Черчилль, – сражалась и гибла польская армия»[6605]. 8 сентября 4-я танковая дивизия германской армии вышла к Варшаве[6606]. Взять город с ходу не удалось, варшавяне упорно защищались[6607]. 10 сентября окруженная польская группировка попыталась перейти в контрнаступление у небольшой речушки Бзура. Немцы быстро остановили это движение, начались бои, которые несколько затормозили падение польской столицы[6608].
За 10 дней боев поляки потеряли все свои промышленные и сырьевые районы, полное поражение стало вопросом времени. Страна была обречена[6609]. Уже 11 сентября советское посольство в Варшаве известило Бека, что связь с Москвой стало невозможно поддерживать. На следующий день оно покинуло обреченную столицу. Польское правительство тоже отправилось в дорогу – теперь из Люблина в направлении румынской границы[6610]. Ставка Рыдз-Смиглы 10 сентября направилась туда же из Бреста. В результате сражавшаяся еще польская армия фактически никем не управлялась в течение нескольких дней[6611].
14 сентября «Правда» выступила с передовицей «О внутренних причинах военного поражения Польши», которая начиналась следующими словами: «Хотя с момента начала военных действий между Германией и Польшей прошел какой-либо десяток дней, уже можно утверждать, что Польша потерпела военный разгром, приведший к потере почти всех ее политических и экономических центров. Трудно объяснить такое быстрое поражение Польши одним лишь превосходством военной техники и военной организации Германии и отсутствием эффективной помощи со стороны Англии и Франции. В ходе военных действий между Германией и Польшей нельзя привести фактов сколько-нибудь серьезного сопротивления польских войск наступлению германской армии, фактов какого-либо частичного успеха поляков на том или ином оперативном направлении. Мало того, все данные о положении в Польше говорят о все возрастающей дезорганизации всей польской государственной машины, о том, что польское государство оказалось настолько немощным и недееспособным, что при первых военных неудачах стало рассыпаться». Одной из причин этой катастрофы была названа националистическая политика польского правительства в стране, где 40 % населения не были поляками. «Национальная политика правящих кругов Польши характеризуется подавлением и угнетением национальных меньшинств и особенно украинцев и белорусов. Западная Украина и Западная Белоруссия – области с преобладанием украинского и белорусского населения, являются объектами самой грубой и эксплуатации со стороны польских помещиков. Положение украинцев и белорусов характеризуется режимом национального угнетения и бесправия»
