Вне закона - [8]
— Нестойко, однако, живем. Прежде люди прямо по земле ходили, а сейчас не знаешь, о какую колдобину споткнешься, какую шишку набьешь.
Да он и впрямь никогда не знал, что может замаячить впереди; случайности возникали на каждом шагу, и ничто нельзя было назвать закономерностью, вся жизнь оказывалась непредсказуемой — от малых дел до больших, от быта до работы. Да и люди вокруг жили так же нестойко. Виктор давно знал: в каждом ютится свой страх и порожден он именно этой непредсказуемостью, она открывалась на всех дорогах, на газетных страницах, в обтекаемых общих словах государственных деятелей; ни во что нельзя было верить, ложь, как смог, висела над огромным пространством страны. А Виктор ведь где только не побывал, и все же жажда веры в нем была столь сильна, что он, зная о лжи, привычно смирялся с ней. «Да что она, мешает мне, что ли?..» Не было лжи только между ним и Ниной, во всяком случае, так ему казалось, и потому невыносимо тревожно сделалось сейчас.
Но кто, черт возьми, кто мог покуситься на жизнь женщины, искорежить ее тело, чтобы попытаться овладеть им? Вокруг гремели раскаты ошеломляющих слухов о бандах люберов, накачивающих себе мышцы, они врывались на многолюдные улицы и площади, чтобы, вопя о любви к отечеству, уродовать тех, кто одет был не как они, налетали на панков и металлистов, а эти банды, имея тайных главарей, боролись, по сути дела, за то же, за что и люберы, — эдакие штурмовые отряды, наводящие порядок во имя собственного благополучия и диктата: это можно, а это нельзя.
Когда Виктор жил на Дальнем Востоке, там было полно всякой шпаны, вышедшей из колоний или завербованных на стройки из России и других республик. Они дрались на ножах, пили спирт и одеколон, там тоже шла борьба за влияние, за то, чтобы отхватить кусок пожирней, чтобы забить побольше башлей, а потом их с шиком просадить во Владивостоке или Хабаровске или увезти домой, наладив там нормальную жизнь. Везде были свои алкаши, встречались и те, кто кололся, но последних в расчет не брали, от них проку было мало — ходит под кайфом сам не свой, с дряблыми мышцами, слюнявый. Кто возьмет такого в артель?.. А тут, в Москве и в их городе, где-то собирались по квартирам, жрали таблетки, нюхали всякую всячину, вплоть до клея для ран, может, и кололись, и о них шептались по подворотням как о героях…
Охнула рядом скамья. Еремея снял фуражку, вытер пот с выпуклого лба, движения его казались неторопливыми, и Виктор замер в ожидании, он не мог произнести ни слова, боясь услышать от капитана самое страшное.
— Так вот, — строго сказал он. — Она сейчас в операционной… Однако ж успели с ней переговорить, когда еще ее только начали готовить. Она вроде бы очухалась. Данные такие. Ехала к тебе последней электричкой. Звонила перед этим, ты не отвечал. Решила: пусть будет сюрприз… Ну, вот сюрприз и вышел. — Он вздохнул и еще больше надулся в своей строгости. — Прибыла на станцию, а там никого. «Жигуленок» стоит. Белый. Она к нему, в это время подходит мужик. Она говорит: довезете? Он подумал, потом отвечает: вообще мне не в город, но такую могу подвезти. Вот и поехали. Остановились у заправки. Это, сам знаешь, полтора километра от вокзала, заправились, и тогда он вдруг рванул с шоссейки на проселок, там рощица есть. Она поняла. Он попер на нее, хотел снасильничать. Да она, видно, у тебя кое-чему обучена, врезала ему. Тогда гад машину развернул и на ходу ее выбросил. Она сознание потеряла, но потом пришла в себя от боли. Вот и считай: около трех часов, а может, и более — проверить надо — к твоей хате ползла… Врач говорит: повозиться придется. Но сердце хорошее, да и молода… В общем, обещал: все сделает.
— А сейчас?
— Ну что ты спрашиваешь? Кому в операционной хорошо?.. Сиди тут, жди. Часа два, а то и три провозятся… Дай закурить.
— Я не курю.
— Ладно, тогда я свои. «Шипку» смолю, не как некоторые мастера. Ну что я тебе скажу — дело-то это не наше.
Виктор не понял:
— А чье же?
Капитан вздохнул, вынул из сумки карту.
— Вот, смотри… Вот черта города. А дальше роща. Преступление совершено там. Значит, это дело районщиков… Понял?
— Нет.
— Город вести его не может. Это район… Я уж туда позвонил, сказал, в чем суть. Сядешь в автобус, подъедешь к ним в отделение…
— Да черт с вами! — вырвалось у Виктора. — Были вы бюрократами, ими и останетесь.
Еремея спокойно пригладил тонкие усики, ответил:
— Порядок есть порядок. Хочешь, я тебя до районщиков подброшу?
— Поехали, — решительно встал Виктор.
Не мог он тут сидеть и ждать, как пройдет операция, сойдет с ума от ожидания. Надо заниматься каким-то делом, а найти эту сволочь, сотворившую такую беду, необходимо, хоть тресни.
Еремея сел за руль, и они тронулись. Хотелось пить, вонь от сигареты Еремеи раздражала, но надо было терпеть, ведь этот капитан старается помочь. Вскоре они увидели заправку. Возле нее уже вытянулся хвост грузовиков с одной стороны, а легковых машин — с другой. Еремея хотел свернуть, но Виктора вдруг осенило: ведь заправщица — там работали только женщины — смены еще не сдала, значит, она видела ту сволочь, который заправлялся ночью, в это-то время здесь никого нет.
Им было девятнадцать, когда началась война. В блокадном Ленинграде солдат Алексей Казанцев встретил свою любовь. Пять дней были освещены ею, пять дней и вся жизнь. Минуло двадцать лет. И человек такой же судьбы, Сергей Замятин, встретил дочь своего фронтового друга и ей поведал все радости и горести тех дней, которые теперь стали историей. Об этом рассказывают повести «Пять дней отдыха» и роман «Соловьи».
В романе «Скачка» исследуется факт нарушения законности в следственном аппарате правоохранительных органов…
В книгу известного советского прозаика Иосифа Герасимова вошли лучшие его произведения, созданные в разные годы жизни. В романе «Скачка» исследуется факт нарушения законности в следственном аппарате правоохранительных органов, в центре внимания романа «Ночные трамваи» — проблема личной ответственности руководителя. В повести «Стук в дверь» писатель возвращает нас в первые послевоенные годы и рассказывает о трагических событиях в жизни молдавской деревни.
В книге рассказывается о нашем славном современном флоте — пассажирском и торговом, — о романтике и трудностях работы тех людей, кто служит на советских судах.Повесть знакомит с работой советских судов, с профессиями моряков советского морского флота.
Действие нового романа известного писателя происходит в наши дни. Сюжет произведения, его нравственный конфликт связан с психологической перестройкой, необходимость которой диктуется временем. Автор многих произведений И. Герасимов умеет писать о рабочем человеке с большой теплотой, свежо и увлекательно.
В книгу известного советского писателя И. Герасимова «На трассе — непогода» вошли две повести: «На трассе — непогода» и «Побег». В повести, давшей название сборнику, рассказывается о том, как нелетная погода собрала под одной крышей людей разных по возрасту, профессии и общественному положению, и в этих обстоятельствах раскрываются их судьбы и характеры. Повесть «Побег» посвящена годам Великой Отечественной войны.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.