Вне игры - [48]

— Тихо!!

Толпа сразу замерла, а он продолжает:

— Это ведь Виктория Лёпко! Она сейчас своё шампанское купит, и всё.

Смотрю, народ зашевелился, улыбаться начали. А мужичонка этот как цыкнет на стукачку-уборщицу и кулаком ей так пригрозил, что она сразу шмыг за дверь и исчезла. Тут и милиционер подошёл, стал меня успокаивать, чтобы я не волновалась. В общем, вынесли мне этот коньяк, и я буквально на ватных ногах в метро пошла. «Господи! — думала я всю дорогу. — Какое счастье, что меня народ узнаёт».

Прошло столько лет с тех пор как закрылся наш «Кабачок», выросло уже два поколения людей, которые понятия не имеют, что это была за передача. Но ещё и сегодня мне улыбаются иногда на улице совсем незнакомые люди. «Спасибо вам, — говорят они, — мы вас помним и очень любим!» Я улыбаюсь им в ответ, и сердце моё наполняется радостью и любовью, как будто нас объединяет какая-то тайна. Спасибо тебе, «Кабачок»!

* * *

Вот мы все говорим: «Театр!» Говорим, говорим, пишем умные книги. Все пишем: и режиссёры, и актёры, и, с позволения сказать, театроведы, и т. д. и т. п. А что, собственно, это за штука такая, Театр? За что мы его так любим, ненавидим, презираем, обожествляем? За что? Чем он так важен для нас, что, один раз вкусив этого яда, мы уже не можем остановиться? Жить, видите ли, не можем без него! Теряем близких, дорогих нам людей, рискуем получить инфаркт или попасть в психушку. Нам бы остановиться, забыть о нём. Ан нет! Так и тянет к себе, так и болит, снится по ночам! И тут уж, право, не знаешь, что с ним, с этим Театром, делать. Любить его или ненавидеть? Но главное, что удивительно, вот ведь и я столько уже, казалось бы, написала, а ни на йоту не приблизилась к истине. А истина эта, словно линия горизонта, всё удаляется от меня. И понимаю я, что всё моё знание о Театре всегда сиюминутно и зыбко. Потому что Театр многолик и неуловим. И, очевидно, поэтому так прекрасен.

Но каждый Театр прекрасен по-своему. Сколько замечательных актёров играло на сцене Малого театра, не побоюсь сказать, великих! И каждый из них творил и создавал на глазах удивлённых зрителей свой, только ему открывшийся Театр.

А сколько разных режиссёров ставило там свои спектакли! И каждый из них, я уверена в этом, считал, что именно этот спектакль и есть настоящий Малый театр. Я за все годы работы в театре увидела тоже несколько выдающихся спектаклей. И даже имела счастье в них участвовать. Одним из них был «Маскарад» М. Ю. Лермонтова в постановке Л. В. Варпаховского. Все молодые актёры были заняты в нём. Оформление, выполненное художником Э. Г. Стейнбергом, на мой взгляд, удивительно точно выражало суть режиссёрского замысла. На фоне чёрного бархата двигались, под трагически звучащую музыку С. Прокофьева, пары в чёрных и красных масках. Костюмы изображали игральные карты. И на этом безучастном, безликом фоне разыгрывалась трагедия обмана. Нина, в исполнении К. Ф. Роек, была поистине «лучом света» в этом чёрном царстве интриг, сплетен и денег. Как она была царственно-невинна! Как по-детски смешлива и как трепетно беззащитна! И только вальс С. Прокофьева мог быть камертоном образа Нины и трагической нотой всего спектакля. К. Ф. Роек обладала уникальным тембром голоса. Она умела владеть им, как великий Паганини владел своей скрипкой. Её голос был одним из ведущих инструментов спектакля. Рядом с М. И. Царёвым — Арбениным, этим холодным и жестоким монстром, потерявшим рассудок от ревности, эгоистом, у которого украли любимую игрушку, Нина казалась нежным прозрачным мотыльком, случайно залетевшим в освещённую залу и бьющимся о стекло в поисках спасения.

Как я была счастлива, когда получила крохотную роль служанки Нины! Я стояла каждый спектакль за кулисами, пронизанная музыкой С. Прокофьева и голосом К. Ф. Роек, я летала, я умирала вместе с ней, я заболела «Маскарадом».

Прошло несколько лет, в спектакль вошла другая исполнительница. К. Ф. Роек вынуждена была по состоянию здоровья уйти из театра. Но я уже не мыслила себе жизни без «Маскарада». И вот однажды я подошла к Михаилу Ивановичу Царёву и попросила его послушать меня, как я читаю монолог Нины.

— Пожалуйста, — говорила я, глядя ему прямо в глаза. — Вы только сразу мне скажите правду, могу ли я играть Нину.

Он засмеялся:

— Разумеется, скажу; неужели ты думаешь, что я буду с тобой зря терять время?

Мы встретились у него в гримёрной. После чтения Михаил Иванович внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Я проведу с тобой несколько репетиций, твоим партнёром будет Телегин. — Это был второй исполнитель роли Арбенина. — А потом можно показаться Варпаховскому.

Мы с Б. Телегиным встретились восемь раз. После чего М. И. Царёв сказал, что можно устроить показ. Я должна была сыграть две сцены. Первая — это приход Нины с маскарада и вторая — сцена смерти. Костюмов у меня не было, и Михаил Иванович посоветовал мне обратиться к К. Ф. Роек. Можете себе представить, как щепетильно относятся к своим костюмам актрисы! Не дай бог, если кто-то наденет чужой костюм. Честно говоря, я тоже, по гигиеническим соображениям, просила не давать мои костюмы другим исполнительницам. Но в Малом театре это вообще был нонсенс. А костюмы звёзд тем более были неприкосновенны. Уже несколько лет хранились костюмы К. Ф. Роек в запасниках театра. И всё-таки я рискнула к ней обратиться. Милая, чудная Костуся (так нежно звали её все в театре), она и здесь оказалась на высоте! Выслушав мою просьбу, она ласково улыбнулась и, взяв меня за руку, сказала своим необыкновенным голосом: «Конечно, деточка, я разрешаю тебе показаться в моих костюмах. Пусть они принесут тебе счастье».