Вне игры - [66]

– Как прошла поездка? – спросил Майрон.

– Отлично, – ответил отец.

– Превосходно, – добавила мать. – Еда была очень вкусной.

– Только порции маленькие, – вставил отец.

– Как это маленькие?

– Я просто уточняю, Эллен. Еда была вкусной, но порции маленькие.

– Ты что, их взвешивал?

– Когда я вижу маленькую порцию, я знаю, что она маленькая. Эти были маленькими.

– Маленькими! А тебе нужны большие? Господи, он ест, как лошадь. Если ты сбросишь фунтов десять, тебе это пойдет на пользу.

– По-твоему, я толстею? Ничего подобного.

– Неужели? Посмотри на свои брюки – они натянуты так, будто ты танцуешь диско.

Отец подмигнул.

– Но ты их снимала без проблем.

– Эл! – воскликнула мать, не удержавшись от улыбки. – В присутствии ребенка! Что с тобой?

Отец взглянул на Майрона и развел руками.

– Мы были в Венеции, – сообщил он так, словно это было объяснением. – И в Риме.

– Ни слова больше, – взмолился Майрон. – Умоляю.

Они рассмеялись. Когда смех затих, мать заговорила приглушенным тоном:

– У тебя все в порядке, милый?

– Конечно, мама.

– Правда?

– Да.

– У тебя были неплохие моменты на площадке, – заметил отец. – Ты сделал Терри два отличных паса, когда тот был под кольцом. Действительно отличных паса. Умных и изящных.

Он всегда умел подсластить пилюлю.

– Публика была в восторге, – усмехнулся Майрон.

Отец сокрушенно покачал головой:

– Думаешь, я говорю это для того, чтобы утешить тебя?

– Мы оба это знаем, папа.

– Даже если и так – какая разница? Это не важно, Майрон. И никогда не было важно.

Майрон кивнул. В самом деле. Он повидал немало озабоченных отцов, которые всю жизнь только и делали, что заставляли сыновей воплощать свои неудавшиеся мечты. Они взваливали на них ношу, им самим оказавшуюся не под силу. Но к его отцу это не относилось. Эл Болитар никогда не забивал сыну голову волшебными историями о его физических способностях. Не пытался на него давить и почти чудесным образом сохранял безразличный вид в те минуты, когда больше всего о нем заботился. Одно очевидно противоречило другому – как лед и пламя, – но отец как-то ухитрялся это делать. Жаль, для сверстников Майрона подобный подход был скорее исключением. Его поколение осталось без ярлычка, застряв где-то между разочарованными битниками Вудстока и поколением X от MTV. Они были очень молодыми, когда бал правили тридцатилетние, и стали слишком старыми для «Беверли-Хиллз, 90210» и «Мелроуз-плейс». По мнению Майрона, его можно отнести к поколению так называемых сводящих счеты. Ретивые отцы возлагали всю ответственность на сыновей, а те винили в каждой неудаче родителей. Его товарищей учили смотреть назад и подхватывать упавшее знамя, когда его выронили отцы. Майрон был от этого избавлен. Если он погружался в прошлое родителей, то лишь для того, чтобы усвоить их опыт раньше, чем заведет своих детей.

– Я знаю, как все это выглядело со стороны, – заметил он, – но, поверьте, на душе у меня не так уж плохо.

Мать всхлипнула:

– Мы знаем.

Ее глаза покраснели.

– Надеюсь, ты не оплакиваешь мою…

Она покачала головой:

– Нет, нет. Ты вырос. Я все понимаю. Но когда ты снова выбежал на площадку, как тогда, как раньше…

Ее голос оборвался. Отец смотрел в сторону. Сентиментальная троица. Ностальгия притягивала их, как папарацци молодых старлеток.

Майрон подождал, когда сможет говорить нормально.

– Джессика хочет, чтобы я переехал к ней, – объявил он.

Майрон ожидал протестов, особенно от матери. Она так и не простила Джессики их первого разрыва, и Майрон сомневался, что когда-нибудь простит. Отец, как всегда, демонстрировал хладнокровие хорошего телеведущего, задающего умные вопросы.

Мать посмотрела на отца. Тот положил ей руку на плечо. Мать обронила:

– Ты всегда можешь вернуться.

Майрону хотелось большей ясности, но он ограничился кивком. Они сели вокруг кухонного стола и продолжили разговор. Майрон сделал себе сандвич с сыром. Мать его никогда не угощала. Она полагала, что одомашнивать надо собак, а не людей. Она вообще больше не готовила, и Майрон считал, что это не так уж плохо. Ее материнская любовь проявлялась только словесно, что его вполне устраивало.

Родители рассказали ему о своей поездке. Майрон кратко и очень туманно объяснил, почему вернулся в баскетбол. Через час он спустился в свою комнату в цокольном этаже. Он жил здесь с шестнадцати лет, после того, как сестра уехала в колледж. Цоколь был поделен на две части – комнату для гостей, где Майрон принимал друзей и которую тщательно убирал, и небольшую спальню, обставленную по его вкусу. Он лег в кровать и стал разглядывать постеры на стенах. Они висели много лет, выцвели и покоробились по углам, пришпиленные канцелярскими кнопками.

Майрон всегда болел за «Кельтов» – его отец вырос рядом с Бостоном, – поэтому его любимыми спортсменами были Ян Хавличек, звезда «Кельтов» в шестидесятые и семидесятые, и Ларри Берд, блиставший в восьмидесятые. Он посмотрел на Хавличека, потом на Берда. Предполагалось, что его фотография будет следующей. Он мечтал об этом с детства. Когда «Кельты» взяли его в команду, Майрон почти не удивился. Так предназначено судьбой. Он станет новой легендой «Кельтов».