Вместе с Джанис - [7]

— Нет, разве нет!?

Она дико рассмеялась, сверкнув глазами, и со всей силы толкнула меня в бассейн.

— Почему ты не захватила с собой купальник? — услышала я, прежде чем грохнуться в воду. На мне были джинсы и маленький облегающий зелёный хлопчатобумажный свитерок. Я вынырнула, смахивая с лица воду.

— Тебе никогда не утонуть, — взвыла Джанис, давясь от смеха. — Утонуть тебе не дадут твои громадные сиськи! Они всегда удержат тебя на поверхности, ха–ха!

Я рассмеялась.

— Обернись, — сказала Джанис, указывая в сторону групиз. — Покажи этим глупым сучкам там, как умеют плавать твои сиськи.

Моя мимолётная вспышка гнева тут же улетучилась, и я сделала то, о чём просила Джанис. Я сделала глубокий вдох, нырнула и выгнула спину, так чтобы на поверхности остались видны только сиськи.

— Вы видели, вы видели, — сказала Джанис в воздух. — Её сиськи как крылья на воде.

26

— Надеюсь, твоя душенька довольна, — произнесла я, выбираясь из бассейна и морально готовясь к длительному процессу сушки моей мокрой одежды в лучах сентябрьского калифорнийского солнца.

— Солнышке следует пройти в раздевалку и феном высушить и уложить свои чудные волосики, — ласково произнесла Джанис.

— Зачем? — удивилась я.

— У тебя не так много времени, солнышко, вот зачем, — сказала она, посмотрев на часы. — Через два часа тебе предстоит встреча с Сетом. Он прилетает в Лос–Анжелес четырёхчасовым самолётом.

И она принялась расхваливать Сета, а я, о чём я тогда думала, да о том, как сказать Джанис насколько сильно я люблю её. Всё в Сете меня беспокоило. А более всего, что его присутствие может повредить нашей с ней с новой силой проявившейся связи, нет, не подумай, не полностью или навсегда, но может нанести ощутимый удар по нам обеим.

— Тебе он, что, так нужен? — услышала я свой голос.

— Да, солнышко, — восприняла она этот вопрос, как нечто конструктивное.

— Время покажет, как ты неправа, — произнесла я в пустоту. Джанис даже не услышала их. Её глаза оторвались от маленького клочка бумаги, и взгляд устремился куда–то вдаль, поверх глади бассейна.

— Знаешь, Пегги, что он делает со мной? Начинают происходить какие–то странные вещи. Каждый раз, когда оргазм вот–вот наступит, он отстраняется и с силой шлёпает меня по заднице, и скажу тебе, очень чувствительно.

Вспоминая, она вся задрожала.

— И, мой дружок, — добавила она, — я затрудняюсь описать тебе, как мне хорошо становится после этого.

*

Сет уже был там, когда в шесть я вошла в её номер. У меня произошёл неприятный разговор с Дебби, когда я вернулась в Шато—Мармон переодеться в сухие джинсы и блузку, но только клятвенное обещание, что в конце недели обязательно познакомлю её с Джанис и заеду за ней в Вакханки-70 чуть позже, её немного успокоило, и она временно сменила гнев на милость. Прошло менее недели нашего знакомства, и она уже проявляла вспышки несдерживаемой ничем ревности. Джанис, напротив, была не из тех, кто проявляет такого рода чувства, и воспринимала мои исчезновения, как само собой разумеющееся.

27

— Солнышко, у кого ты так долго задержалась? — спросила она в тот день.

— У одной подруги.

И услышав такие простые слова, она не стала меня дольше расспрашивать.

Но должна тебе сказать, что этот ответ её сильно задел, точно так же как и мои отношения с Кимми всегда были источником её плохого настроения. И меня снова начинают терзать дурные сомнения, не повредит ли моя связь с Дебби заново родившейся любви между мной и Жени. И вот в такой момент она меня знакомит с Сетом.

Одну из стен номера занимала крошечная кухонька, и она варила крепкий куриный бульон с лапшой, пока я оценивала размеры её нового любовника. Она как всегда была увлечена своей стряпнёй (она считала, что накормить своих близких друзей — её самая главная забота, и по–матерински отлично справлялась с этим), а Сет тем временем втирал мне, что прилетел в Лос–Анжелес с единственной целью — встретиться с местными дельцами насчёт крупной партии марихуаны. Я не знала верить ему в этом или нет. У него была репутация среди знакомых мне людей, которые его хорошо знали, патологического лжеца. Одно, о чём он всегда упоминал в разговоре со всеми, и что было достаточно трудно проглотить, это то, что у него в Восточной Европе остались очень состоятельные родители. И что когда, через три года ему будет двадцать пять, он станет совладельцем такого капитала, который позволит ему не работать всю оставшуюся жизнь.

«Вот заливает, — думала я, — каков подлец. Да, ещё, чёрт, он, возможно, и ревнивец! Так, узнаю, что он учился в Беркли, ага, так вот почему у него не закрывается рот! А Джанис, похоже, верит всему, о чём он трещит, ну, поверю, да, он не урод, он, как и Джанис, любит выпить, а она, тоже хороша, горит идеей устроить ночь на троих в полном смысле этих слов».

— О! Он так меня заводит! — говорила она, лёжа рядом со мной в постели в прошедшее воскресенье. — В этом он почти такой же как и ты.

Тогда она меня этим рассмешила, ведь в её устах это звучало не пренебрежением — ей хотелось сделать мне комплемент.

28

— Да, и он отличный любовник.

Я почувствовала вибрации, направленные в мою сторону, очевидно до моего появления они уже снова обговаривали идею «побыть вместе». Он буквально пожирал меня глазами, не в силах оторвать взгляда от моих сисек, пока Джанис была занята куриным бульоном для нас. В какой–то момент она обернулась, я уже прежде видела этот её взгляд, когда какой–нибудь из её семнадцатилетних блондинчиков–студентов, которых она цепляла на улице, при ней пялился на меня, хорошо помню, как сверкали гневом её глаза. Но не забывай, она — лесби, и что–то бубня себе под нос, она с энтузиазмом начала проговаривать тему вечера, ведь это она решила, что он должен стать для нас всех троих началом незабываемой недели, проведённой в постели. Приближалась пятница, время осуществления её планов. Мы договорились встретиться ближе к полуночи в её номере, но если она будет не успевать вернуться с записи к этому времени, то мы должны её дождаться. Она уверила нас, что постарается вернуться не позднее часа ночи. А если обстоятельства её всё–таки задержат, тут у неё вырвался её высокий, гортанный смешок, как лезвие клинка, вкладываемое в ножны, то чтобы мы накувыркались всласть до её появления.