Влюбленный виконт - [25]

Она была другая: не из тех женщин, которые отдаются с легкостью.

Проклятие. Ни один настоящий джентльмен не стал бы таким, образом сознательно ставить под удар ее репутацию. Быть может, это говорит что-то о его собственном характере, что он давно уже подозревал.

Он быстро прокрался вверх по лестнице, прошел мимо первой двери, а потом увидел полоску света под второй. Дверная ручка тихо повернулась в его руке.

Мягкий свет единственной лампы освещал ее роскошные формы, облаченные в богатый шелковый синий халат, ее волосы были распущены и падали серебристым водопадом на спину, к женственным изгибам бедер. Она стояла у окна, и штора выпала из ее рук, когда она резко повернулась с тихим возгласом, услышав, как дверь, щелкнув, закрылась.

— Я не слышала, как вы подошли.

— За пять лет сражений с французами в Испании можно приобрести определенные тактические навыки.

Он окинул взглядом женственную обстановку: стены, обтянутые светло-желтым шелком, цветочные пастельные тона, которые повторялись в рисунке толстого ковра, в бархатных узорчатых занавесях кровати; в углу стоял платяной шкаф в стиле королевы Анны. Как ни странно, ее туалетный столик не был загроможден: на нем лежала только расческа и стояло несколько хрустальных флаконов с духами, — но женщина, обладающая такой чарующей красотой, совсем не нуждалась в наборе косметики. Он повернулся и сказал прямо:

— Я еще могу уйти.

— Вы хотите уйти?

— Нет.

— Прекрасно. Для прославленного повесы вы весьма любезны. — Улыбка у Мэдлин была томная и, к несчастью, слишком притягательная. — Этот разговор мне кажется совершенно лишним, милорд. Я не невинная дева. Никакой разгневанный отец не будет требовать у вас удовлетворения, и никакого разъяренного мужа на заднем плане нет. Я не понимаю ваших оговорок.

Да, она не понимает. И они не совсем бескорыстны. Его оговорки касались не только того, что связь с ним неизбежно принесет ей дурную славу, но еще и его умения сохранять невозмутимость. «Не нужно обнажать свою душу», — резко напомнил он себе; она рядом, она полураздета, и это обрушилось на его чувства, вызвав самую примитивную мужскую реакцию, старую как мир.

Он может взять ее, и, видит Бог, он этого хочет.

— Хорошо, — согласился он с алчной улыбкой и медленно прошел по мягкому дорогому ковру, хищный, тортовый принять ее заверения. Может быть, думал он, она земная женщина в большей степени, чем можно судить по ее внешности…

Нет, сразу же поправился он, заметив, что губы у нее едва заметно дрожат. Он просто ищет для себя оправдания, чтобы можно было заниматься с ней любовью и не испытывать потом досадных укоров совести. Впрочем, в данный момент ему это было все равно.

— Прошло столько времени, — прошептала она, когда он остановился перед ней и, взяв ее за запястья, притянул к себе.

— После меня?

Он ревнует! Пропади все пропадом!

— Не надо вопросов. Поцелуйте меня.

Один год. Он не знал, почему мысль о ее воздержании воспламенила его, но тихий голосок, прозвучавший у него в голове, сказал, что в нем говорит чисто мужская страсть к обладанию. Эти слова вызвали у него слишком сильное волнение, и он не стал на них реагировать, потому что от ее близости и запаха цветов, исходившего от нее, он уже пришел в возбуждение.

— Это ваше первое приказание? — спросил он с ленивым безразличием, подняв палец, чтобы обвести им изящный овал ее лица. — Если так, я ваш покорный слуга.

Он опустил голову, сначала только коснулся губами ее губ, а потом погрузился в долгий, страстный поцелуй.

Она стиснула руками его плечи, и это было приятно.

«Я глупец». Он был уверен, что все дело в этом. «Ну и пусть», — думал он, целуя ее; их губы сливались с такой чувственной силой, что у него дух захватило.

Когда он оторвался от Мэдлин, она издала тихий протестующий звук, но этот звук превратился во вздох, когда он резко взял ее на руки, сделал три больших шага к кровати и положил ее на тонкие льняные простыни, уже открытые на ночь. Его пальцы метнулись к шейному платку.

— Простите мне мое нетерпение, но прошу вас, скажите, что у вас под пеньюаром ничего нет.

— Ничего.

Она потянула за пояс, и полы пеньюара распахнулись.

У него захватило дух, несмотря на всю его опытность. Мэдлин была воплощением чувственного женского очарования, с рассыпанными светлыми волосами, кожей цвета слоновой кости и соблазнительными изгибами тела. Пышные груди с розовыми заострившимися сосками, длинные гибкие ноги и руки, изящный треугольник светлых волос между бедрами, лицо, слегка вспыхнувшее от явного удовольствия, — все это заставило его руки остановиться на мгновение, а потом торопливо избавиться от мешающей одежды. То, как она смотрела на него, также действовало чарующе, как если бы она была распутной и готовой на все женщиной, но при этом женщиной еще и молодой и неуверенной, идущей на большой риск. Он почувствовал ее доверие, и это заставило его немного умерить свои порывы.

Он не заслужил этого доверия, но не хотел и предавать его. Но время войны он узнал, что понятие чести в современном обществе толкуется по-разному. Туманные очертания его удивляли Люка, но под конец он решил, что оно сводится к тому, чтобы сделать выбор, с которым мужчина — или женщина — может жить. И еще он понял, что храбрость или ум не зависят от пола человека.