Влюбленные женщины - [171]
Лерке опустил глаза, его голос затих.
Гудрун смотрела на его красивую, тонкую, блестящую, туго натянутую на висках кожу, покрытую красно-коричневым загаром; на редкие волосы, жесткие, похожие на щетку; на коротко подстриженные усы, подвижный, несколько бесформенный рот.
— Сколько вам лет? — спросила она.
Лерке удивленно поднял на нее большие глаза эльфа.
— Wie alt[161]? — повторил он, не торопясь с ответом. Было понятно, что об этом он предпочитает умалчивать.
— А вам сколько? — задал он встречный вопрос.
— Двадцать шесть, — ответила Гудрун.
— Двадцать шесть, — повторил Лерке, глядя ей в глаза. Помолчав, он спросил:
— Und Irh herr Gemahl, wie alt ist er[162]?
— Кому? — уточнила Гудрун.
— Твоему мужу, — не без иронии ответила Урсула.
— Я не замужем, — сказала Гудрун по-английски. А на немецком прибавила: — Ему тридцать один.
Лерке продолжал с подозрением смотреть на женщину своими удивительными большими глазами. В Гудрун было что-то родственное ему. Он был похож на так называемых «маленьких людей», одинокий, как перст, он вдруг увидел друга в человеческом существе. Однако это открытие было мучительно для него. Гудрун тоже была очарована им — так может очаровать некое вдруг заговорившее с тобой странное существо — кролик, или летучая мышь, или тюлень. Но она также знала то, о чем Лерке даже не догадывался: он обладал поразительной способностью понимать людей, — понимал он и ее жизненные побуждения. Он просто не осознавал силу своей власти. И не знал, как ему удается, глядя на нее большими, глубокими, внимательными глазами, проникать внутрь, понимать, кто она есть, узнавать ее тайны. Он хотел только одного — чтобы она оставалась собой, он действительно каким-то подсознательным, тайным знанием постиг ее, и это знание было лишено иллюзий и надежды.
Гудрун видела в Лерке прочную жизненную основу. Все предавались иллюзиям, непременно предавались иллюзиям на протяжении всей жизни. Что до Лерке, он с подлинным стоицизмом всегда обходился без них. Не питал он иллюзий и относительно собственного конца. Это его не беспокоило, не волновало, он не предпринимал никаких попыток что-то исповедовать. Он жил по законам собственной воли, стоическим и соответствующим определенному моменту. Для него существовала только его работа.
Любопытно, что на Гудрун произвело впечатление то, что в юности Лерке был беден, перенес множество лишений. Образ джентльмена, человека, непременно окончившего школу и поступившего в университет, казался ей невыносимо скучным и пресным. На нее нахлынула волна сострадания к этому порождению трущоб. Ведь он поднялся с самого дна жизни. Ниже ничего не было.
Урсуле тоже нравился Лерке. У обеих сестер он вызывал уважение. Однако были моменты, когда он казался Урсуле низким, фальшивым, вульгарным.
Беркин и Джеральд, напротив, невзлюбили скульптора. Джеральд не замечал его — и в этом был оттенок презрения; Беркин злился.
— Что находят наши женщины в этом плохо воспитанном коротышке? — спросил его Джеральд.
— Бог знает! — отозвался Беркин. — Может, он взывает к ним о помощи и это им льстит. Так он держит их в своей власти.
Джеральд смотрел на него с удивлением.
— Взывает о помощи?
— А что? Сломленный человек, живет почти как преступник. А женщин тянет к таким — затягивает, как воздух в пылесос, — сказал Беркин.
— Забавно, что это их привлекает, — недоумевал Джеральд.
— Да от этого рехнуться можно. Жалкий и отвратительный, эдакий маленький и непотребный монстр тьмы — а вот для них в этом есть свое обаяние.
Джеральд стоял неподвижно, погруженный в свои мысли.
— Чего все-таки женщины хотят в результате? — спросил он.
Беркин пожал плечами.
— Бог их знает! Мне кажется — удовлетворения от преодоления отвращения. Похоже, они ползут по темному, мрачному туннелю и не успокоятся, пока не достигнут конца.
Джеральд посмотрел в окно — обзор застилал падающий снег. Сегодня все было сокрыто, прочно спрятано от глаз.
— А что в конце? — спросил он.
Беркин покачал головой.
— Я еще там не был — так что не знаю. Спроси Лерке, он уже почти там. Этот тип намного опередил нас.
— Хорошо, но опередил в чем? — воскликнул раздраженно Джеральд.
Беркин вздохнул и сердито нахмурил брови.
— Опередил в социальной ненависти. Он живет, как крыса в грязной реке, близко от того места, где она водопадом летит вниз, в бездонную пропасть. Здесь он опередил нас. Ему ненавистен идеал. Он ненавидит идеал всем сердцем и все же от него зависит. Думаю, он еврей или полукровка.
— Возможно, — согласился Джеральд.
— Он пустое место, подкапывающееся под основы жизни.
— Но почему его проблемы вызывают такой отклик? — воскликнул Джеральд.
— Потому, что некоторые в душе тоже ненавидят идеал. Им хочется исследовать клоаку, а он — та очарованная крыса, которая плывет впереди.
Джеральд по-прежнему неподвижно стоял и смотрел на снежную мглу за окном.
— Твои сравнения мне непонятны, — сказал он глухим, обреченным голосом. — И желание какое-то сомнительное.
