Влюбленные - [168]

— Как она умерла, Карл?

— Должен тебя разочаровать — Флора умерла от воспаления легких, — огрызнулся он. — Так я, во всяком случае, думаю, но я не врач, могу и ошибиться. Перед смертью она долго болела: у нее была высокая температура и навязчивый кашель, который никак не проходил. Порой Флора отхаркивала отвратительную мокроту, часто с кровью, а еще она жаловалась на ломоту в груди.

— Но ты, разумеется, даже не подумал, что ей необходима медицинская помощь.

— У Флоры были слабые легкие. Она и раньше болела, но в конце концов всегда поправлялась.

— Только не в этот раз… — Доусон покачал головой. — Значит, ты все-таки убил ее.

— Я ее пальцем не тронул. Болезнь ее доконала.

— Но ты бросил ее в хижине одну, без всякой помощи. Ты бросил ее умирать, разве не так?

— Мне нужно было уехать, чтобы купить продукты и другие необходимые вещи. Откуда мне было знать, что к моему возвращению она прижмурится?

— Ты знал это, трусливый сукин сын! Знал наверняка. Флора была не первым человеком, которого ты бросил умирать. И не последним. Когда становится жарко, ты каждый раз бежишь, спасая свою шкуру.

И снова он больно задел Карла. Выражение его лица стало еще более холодным и жестким, а в глазах появилось обиженное выражение.

— Я никогда не бросал тех, кто не мог сам о себе позаботиться.

— Джереми, конечно, мог о себе позаботиться. Для этого ты и оставил ему пистолет с одним патроном. И Флора тоже…

— Ты закончил?

— Еще один вопрос. Почему мы?..

— Что — почему?

— Почему ты решил убить именно нас? Почему бы тебе не взорвать школьный автобус с детьми или полицейский участок? Мне кажется — я знаю ответ. Ты выдохся. Без Джереми ты не можешь сделать ничего значительного. Конечно, болтать ты можешь, но действовать… — Доусон покачал головой. — Для этого у тебя теперь силенок не хватит.

— Ты действительно так думаешь? — Лицо Карла внезапно исказилось такой ненавистью, что у Доусона кровь застыла в жилах. — В таком случае ты ошибаешься. Сам по себе ты, конечно, мелочь, пустяк, пусть даже ты и знаменитый журналист. Дело тут в другом: убив тебя, я нанесу смертельный удар Хедли. Именно таков был мой план.

При этих словах у Доусона болезненно сжалось сердце. «Нам конец!» — подумал он и все же нечеловеческим усилием воли сумел взять себя в руки.

— Гэри Хедли? — переспросил он. — Агент ФБР, которого ранил Джереми?

Фальшивое равнодушие Доусона не обмануло Карла. Он зловеще ухмыльнулся.

— Сначала я хотел убить его милую женушку, но это был бы слишком очевидный шаг. Хедли наверняка предвидел нечто подобное — во всяком случае, его жену неплохо охраняют… — Тут Карл снова оскалился. — Но в больнице я побеседовал с одной милой медсестрой, и она подсказала мне решение. Оказывается, у Хедли есть крестник, который ему очень дорог. Вот я и подумал, что, если я убью тебя, от этого он никогда не оправится.

— Ты прав. Если ты меня убьешь, Хедли будет меня долго оплакивать, и все же смеяться последним будет именно он.

— С чего ты взял?

— Хедли знает тебя как облупленного.

— Это очень сомнительно, но… допустим. И что с того?

— Хедли изучал тебя много лет. Он посвятил этому всю свою жизнь. Но на самом деле, чтобы узнать тебя как следует, ему могло хватить и одного дня. Одного-единственного дня, Карл! Я имею в виду канун Дня благодарения[48] семьдесят шестого года.

Карл метнул на него злобный взгляд.

— И?..

Доусон кивнул с удовлетворенным видом.

— Я так и знал, что ты помнишь этот день. После Голденбранча Хедли шел по твоему следу. В тот день, в семьдесят шестом году, ты показал, каков ты есть на самом деле. И надо сказать, что после этого мнение Хедли о тебе нисколько не изменилось.

— Мнение Хедли меня не волнует. И ничье другое тоже.

— Ты хотя бы знаешь, сколько пуль попало в парня, который до последнего патрона прикрывал твое бегство?

— Он все равно должен был умереть.

— Кто знает… — Доусон пожал плечами.

— Он знал. Его тяжело ранили в голову, он уже умирал, поэтому и вызвался нас спасти.

— А пока он отстреливался, ты бежал, спасая свою шкуру.

— Он сам предложил такой вариант, — угрюмо повторил Карл.

— Допустим. — Доусон с удовольствием передразнил его интонацию. — Ну а Флора?.. Она-то наверняка умоляла тебя не бросать ее и Джереми.

— Но ведь я ее не бросил, не так ли?

— Но хотел бросить.

Карл пожал плечами:

— Она едва могла двигаться. Вокруг все было в крови, и кровотечение никак не прекращалось. Мне пришлось завернуть ее в одеяло, и все равно за нами оставался кровавый след.

Доусон внезапно почувствовал, как гнев охватывает все его существо. Сопротивляться ему Доусон не мог, да и не хотел. Напротив, он стремился к тому, чтобы спасительная ярость пропитала каждую мышцу, каждую клеточку его тела.

— Как ты добился, что в Голденбранче Джереми не плакал ни во время осады, ни во время вашего бегства через лес?

— Все дни, что мы находились в доме, я давал ему отвар маковой соломки. Это был единственный способ заставить его молчать.

— Ты давал наркотик своему собственному сыну. Сколько ему тогда было?

— Год или чуть меньше.

При этих словах Амелия вздрогнула от удивления. Ее губы слегка приоткрылись, словно она хотела задать какой-то вопрос, но не осмелилась. Доусон заметил это, но не отреагировал — все его внимание было приковано к лицу Карла.