Влюбленная Пион - [30]

Я часами сидела у окна, но могла видеть только ма­ленький кусочек неба и внутреннего дворика. Я листала мои копии «Пионовой беседки» и долго раздумывала над сценой «Прерванный сон», пытаясь понять, чем Линян и Мэнмэй занимались в каменном гроте. Мысли о незнакомце не покидали меня ни на минуту. Чувства, которые переполняли грудь, лишили меня аппетита. Мне казалось, что в голове у меня совершенно пусто. Я постоянно размышляла о том, сумею ли я скрыть свои чувства, когда мне будет позволено выйти из комнаты.

Однажды утром во время моего заточения Ива откры­ла дверь, тихо вошла в комнату и поставила на пол завт­рак: чай и миску рисовой каши. Я скучала по ней. Мне не хватало ее заботы: ведь она причесывала мне волосы, мыла и бинтовала мои ноги, развлекала меня своей бол­товней. В эти дни она всегда молчала, когда приносила еду, но теперь улыбалась с таким выражением, какого я никогда не замечала за ней раньше.

Она налила мне чай и села рядом на колени. Ива жда­ла от меня вопроса.

— Расскажи мне, что случилось? — спросила я, ожи­дая услышать, что моя мать решила выпустить меня или что она разрешила Иве оставаться у меня в комнате, как раньше.

— Когда хозяин Чэнь попросил меня сыграть роль Благоуханной Весны, я сразу согласилась, потому что надеялась, что кто-нибудь из мужчин увидит меня и попросит твоего отца продать меня, чтобы я стала его наложницей, — ответила она, и ее глаза радостно заси­яли. — Вчера вечером ему поступило такое предложе­ние, и он согласился. Сегодня днем я уезжаю.

У меня было такое чувство, будто Ива дала мне по­щечину. Даже если бы я гадала десять тысяч лет, я бы не додумалась до такого.

— Но ты принадлежишь мне!

— Видишь ли, до вчерашнего дня я была собственно­стью твоего отца. С сегодняшнего дня я принадлежу хозяину Цюнь.

Она улыбнулось, и это просто взбесило меня.

— Ты не можешь уехать. Ты же не хочешь этого!

Она не ответила, и я поняла, что на самом деле она ждет этого с нетерпением. Но как же так? Ведь она была моей служанкой и подругой. Я никогда не думала о том, откуда она пришла и как так получилось, что она стала моей служанкой, но всегда верила, что она принадле­жит мне. Она была такой же частью моей жизни, как ночной горшок, как сон или пробуждение. Ночью Ива спала у моих ног. Она была первым человеком, которого я видела утром. Она зажигала огонь в жаровне еще до того, как я открывала глаза, и приносила теплую воду, чтобы искупать меня. Я была уверена, что она переедет вместе со мной в дом моего мужа. Она должна была за­ботиться обо мне, когда я забеременею и рожу сыновей. Мы с ней были приблизительно одного возраста, и я думала, что мы будем неразлучны до смерти.

— Каждую ночь, когда ты засыпала, я лежала на полу и утирала платком слезы, — призналась она. — Я много лет надеялась, что твой отец продаст меня. Если мне повезет, мой новый владелец сделает меня своей налож­ницей. — Она помолчала, подумала, а затем будничным тоном сказала: — Второй, третьей или четвертой налож­ницей.

То, что у моей служанки были такие мечты, порази­ло меня. Она была намного взрослее меня в своих мыс­лях и желаниях. Она пришла из большого мира, скры­вавшегося за стенами нашего сада, из того мира, кото­рый внезапно стал моим наваждением, но я ни разу не спросила ее о нем.

— Как ты можешь поступить так со мной? Где твоя благодарность?

Ее улыбка исчезла. Она не хотела отвечать. Просто не хотела или не думала, что чем-то мне обязана?

— Я благодарна твоей семье за то, что вы приняли меня, — признала она. У нее было красивое лицо, но в

этот момент я поняла, насколько я ей не нравилась, и это чувство копилось в ней, возможно, годами.

— Теперь у меня будет новая жизнь, не та, в которой меня считали худородной лошадкой.

Я уже слышала это выражение раньше, но мне не хо­телось показывать, что я не совсем понимаю, что оно значит.

— Моя семья жила в Янчжоу, где погибла твоя ба­бушка, — продолжила она. — Как и многим другим се­мьям, нам пришлось перенести много несчастий. Ста­рых и уродливых женщин убивали вместе с мужчинами. Таких женщин, как моя мать, продавали, как соленую рыбу — в мешках, на вес. Новым владельцем моей мате­ри стал торговец. Я была ее четвертой дочерью, и меня тоже продали. С тех пор я живу, словно лист на ветру.

Я внимательно слушала.

— Продавец «лошадок» перебинтовал мне ноги, на­учил меня читать, петь, рисовать, играть на флейте, — продолжала Ива. — В этом отношении моя жизнь была похожа на твою, но в остальном она была совсем другой. В их владениях созревают девочки, а не урожай. — Она опустила голову и посмотрела на меня. — Осень закончи­лась, пришла весна. Они могли держать меня до тех пор, пока я не подрасту, чтобы продать в увеселительный дом, но деньги обесценивались, рынок был перенасыщен, и цены упали. Им было нужно избавиться от части уро­жая. Однажды меня одели в красные одежды, напудри­ли лицо и отвели на рынок. Твой отец осмотрел мои зубы. Он подержал в руках мои ноги, ощупал мое тело.

— Он не мог этого делать!

— Нет, делал, и мне было очень стыдно. Он купил меня в обмен на несколько рулонов шелка. Все эти годы я надеялась, что твой отец сделает меня своей четвер­той наложницей и что я рожу ему сына, чего не смогли сделать твоя мать и другие женщины.