Влюбленная Пион - [28]

Все это было так необычно. Вдруг мое внимание от­влекло непривычное ощущение. Мои крошечные ту­фельки совершенно промокли, и я почувствовала, что вода запятнала даже подол моей юбки. Я сделала кро­шечный шажок от берега, и гладкая поверхность воды заволновалась. Я подумала о том, как эти волны разобь­ются о лодки, в которых катаются на озере другие возлюбленные, о том, как они будут ласково касаться стен павильонов Любования Луной, где молодые супруги ищут уединения, спасаясь от нескромных взглядов до­машних.

— Тебе бы понравился мой дом, — сказал он. — У нас красивый сад, хоть и не такой большой, как у вас: ка­менная горка, павильон Любования Луной, пруд и сли­вовое дерево. Когда оно цветет весной, сад наполняется чудесным ароматом. Каждый раз, когда я буду смотреть на него, я буду думать о тебе.

Мне бы хотелось провести с ним брачную ночь. Мне бы хотелось, чтобы это случилось прямо сейчас. Я по­краснела и потупилась. Когда я взглянула на него, он смотрел мне прямо в глаза. Я знала, что он страстно же­лает того же. Но это мгновение быстро испарилось.

— Мы должны возвращаться, — сказал он.

Он поторапливал меня, но мои туфли скользили, и я шла очень медленно. Мы приблизились к усадьбе, и я стала различать звуки оперы. Стражники губернатора Ду били и пытали Мэнмэя, и он кричал от боли. Зна­чит, представление близилось к концу.

Юноша поднял меня и опустил на пол беседки Лю­бования Луной. Вот и все. Завтра я опять начну гото­виться к свадьбе, а он будет делать то, что делают все молодые мужчины перед встречей со своей женой.

Он заглянул мне в глаза.

— Мне понравилось разговаривать с тобой об опере.

Наверное, это не самые романтичные слова, кото­рые мог произнести юноша, но для меня они были та­кими, потому что этим он показал, что его интересует литература и домашняя жизнь и что он на самом деле хотел знать о том, что я думаю.

Он поднял ветку ивы и передал ее мне.

— Сохрани ее, — попросил он, — на память обо мне.

— А пион?

— Я буду хранить его всю жизнь.

Я украдкой улыбнулась, потому что меня звали име­нем этого цветка.

Его губы были совсем близко к моим губам, и когда он заговорил, его голос задрожал от переживаемых эмоций:

— У нас было три счастливых вечера. Это больше, чем у многих женатых пар бывает за всю жизнь. Я ни­когда их не забуду.

На моих глазах показались слезы, а он продолжил:

— Ты должна возвращаться. А я подожду здесь, пока ты не отойдешь достаточно далеко.

Я закусила губу, чтобы не расплакаться, и отвернулась от него. Затем я в одиночестве побрела к главному саду, остановившись у пруда, чтобы спрятать ветку ивы под тунику. Только когда я услышала, как губернатор Ду об­виняет свою дочь, стоящую перед ним, в том, что она — отвратительное привидение из мира мертвых, я нако­нец вспомнила, что запачкала туфли, чулки и подол юбки. Мне следовало незаметно пройти в свою комна­ту и переодеться, чтобы никто меня не увидел.

— Вот ты где, — сказала Ракита, выступив из темно­ты. — Твоя мать велела мне найти тебя.

— Я была... Мне нужно было... — Я вспомнила, как в первый вечер Ива играла роль Благоуханной Весны. — Мне было нужно воспользоваться ночным горшком.

Сестра недоверчиво ухмыльнулась.

— Я была в твоей комнате. Тебя там не было.

Поймав меня на лжи, Ракита с подозрением посмот­рела на меня. Она рассматривала мою юбку, грязный подол, запачканные туфли, и ее улыбка становилась все шире. Затем она сделала умильное лицо, с сочувствен­ным видом взяла меня за руку и ласково сказала:

— Представление подходит к концу. Я не хочу, чтобы ты все пропустила.

От счастья у меня кружилась голова, и потому я по­верила, что она хочет мне добра. Скрытая сила, которая вышла на поверхность, когда я решилась перелезть че­рез балюстраду павильона Любования Луной, вернулась в потайной уголок моей души, потому что я не стала вырываться от Ракиты и не села на свою подушку на зад­нем ряду, но позволила ей провести себя через ряды си­дящих женщин в передний ряд, где мне пришлось втис­нуться между маленькой Цзе и моей кузиной. Я была беспомощна, глупа, но самым нелепым образом увере­на в том, что испытываемое мной блаженство свиде­тельствует о моей неуязвимости. А поскольку я сидела рядом с Цзе, я оказалась рядом со сгибом ширмы и мог­ла видеть то, что происходит на сцене.

Я увидела море черноволосых мужских голов, но вскоре заметила моего поэта. Он сидел рядом с моим отцом. Через несколько минут я заставила себя отвести от него взгляд и посмотреть на сцену: император пы­тался примирить две стороны. Воззвания были прочи­таны, почести возданы. Произошло счастливое воссое­динение двух молодых возлюбленных — поистине сча­стливый конец, однако губернатор Ду и его дочь так и не помирились и никогда не помирятся.

Мужчины, сидевшие по другую сторону ширмы, вскочили на ноги и принялись аплодировать и выкри­кивать слова одобрения. Женщины кивали, выражая согласие со справедливым концом.

Как и в первый вечер, на сцену поднялся папа. Он поблагодарил всех за то, что они посетили наш жалкий дом и не пожалели времени на эту никудышную пьесу. Затем он похвалил странствующих актеров и слуг, кото­рым пришлось на время забыть о своих обязанностях, поскольку они принимали участие в подготовке пред­ставления.