Влюбленная Пион - [29]
— Сегодня ночью мы размышляем о любви и судьбе, — произнес он. — Мы видели, как закончилась история Линян и Мэнмэя. Мы знаем, что ждет сегодня ночью Ткачиху и Пастуха. А теперь давайте поговорим о том, как начинается другая любовная история...
Вааа! Он собирается объявить о моей свадьбе. Поэт опустил голову. Он тоже не хотел этого слышать.
— Многие из вас знают, что я имею счастье считать своего будущего зятя своим хорошим другом, — сказал папа. — Я так давно знаю У Жэня, что он словно стал мне родным сыном.
Папа поднял руку, чтобы показать на того мужчину, за которого я выйду замуж, но я закрыла глаза. Три дня назад я бы проследила за его рукой, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на своего будущего супруга, но сейчас я не могла оставить нежность, кружившую мне голову. Мне хотелось продлить это чувство еще хотя бы совсем немного.
— Мне нравится, что Жэнь так хорошо умеет обращаться со словами, — продолжил мой папа. Но мне не очень нравится, что он постоянно обыгрывает меня в шахматы.
Мужчины одобрительно засмеялись. Женщины, сидевшие рядом со мной за ширмой, молчали. Я чувствовала взгляды, полные неодобрения и презрения. Женщины метали их в мою спину, словно кинжалы. Я открыла глаза, посмотрела направо и увидела, что Цзе смотрит в щелочку в ширме, и ее ротик сложился так, словно она хотела удивленно воскликнуть. Наверняка мой муж страшен и уродлив.
— Многие из вас пришли сегодня ко мне в гости, но не видели мою дочь, — продолжил мой отец, — но здесь также присутствуют все мои родственники, а они знают Пион с самого ее рождения. — Затем он обратился к моему будущему мужу, открыто признав: — Я не сомневаюсь в том, что она будет тебе хорошей женой... но есть одна помеха. Все дело в ее имени. Ее тоже зовут Пион, как и твою мать*.
Отец оглядел присутствовавших мужчин, но он обращался к нам, сидящим за ширмой.
— С этих пор мы будем называть мою дочь Тун, что значит «такая же», поскольку она так похожа на твою мать, мой юный друг.
Я покачала головой, не в силах поверить в это. Папа только что навсегда поменял мое имя. Теперь меня звали просто Тун — такая же — в честь моей свекрови, которую я никогда не видела. Но она будет повелевать мной, пока не умрет. Отец сделал это, даже не спросив и не предупредив меня. Мой поэт был прав. Я буду вспоминать о трех прекрасных ночах всю жизнь, и эти воспоминания будут поддерживать меня. Но эта ночь еще не подошла к концу, и я не собиралась сдаваться во власть отчаяния.
— Этой ночью мы будем праздновать, — объявил мой отец. Он сделал знак рукой в сторону ширмы, за которой сидели женщины. Пришли служанки, чтобы проводить нас в зал Цветущего Лотоса. Я оперлась на руку
Ивы, думая, что она отведет меня в мою комнату, но тут ко мне подошла мама.
— Этот вечер для тебя особенный, — сказала она, но красота ее слов не смогла скрыть гнев, который слышался в голосе. — Ива, позволь, я сама отведу дочь в ее комнату.
Служанка отпустила меня, и мама взяла мою руку. Я не знаю, как ей удавалось казаться такой нежной и прекрасной, в то время как ее пальцы терзали мою плоть сквозь шелковую ткань туники. Женщины расступились, чтобы хозяйка усадьбы семьи Чэнь отвела свою единственную дочь в женские покои. Они последовали за нами, спокойные, словно ленты, которые развеваются на ветру. Они не знали, что я сделала, но, очевидно, я была там, где мне не следовало быть, потому что все они могли видеть, что мои ступни — потайная часть женского тела — были запачканы.
Не могу сказать, почему я обернулась, но я сделала это и увидела, что маленькая Цзе идет рядом с Ракитой. Уголки рта моей сестры едва заметно поднялись вверх, свидетельствуя о самодовольной радости победы, но Цзе была слишком мала и простодушна, чтобы скрывать свои чувства. Ее лицо покраснело, губы плотно сжались, а движения были неуклюжи, словно она едва сдерживала гнев. Я не понимала, что случилось.
Мы подошли к залу Цветущего Лотоса. Мама остановилась на минуту, чтобы сказать гостьям, чтобы они отдыхали и что она вернется через несколько минут. Затем, ни слова не говоря, она провела меня в мою комнату в покоях Незамужних Девушек, открыла дверь и легонько втолкнула меня внутрь. Когда она закрыла ее, я услышала нечто такое, чего никогда не слышала раньше. Это был скрежет металла. Я попыталась открыть дверь, чтобы посмотреть, что она сделала, и только тогда поняла, что мама впервые использовала один из ее ключей, чтобы запереть меня.
Мама злилась на меня, но ее гнев не мог изменить слова, которые мой поэт прошептал мне на ухо, или ощущения, запечатленные на моей коже, где он касался меня пионом. Я вытащила веточку ивы, что он дал мне, и погладила ею щеку. Затем положила ее в ящик комода. Я сняла туфли с влажных ступней и перевязала их чистой тканью. Из моего окна я не могла видеть небесный мост, соединяющий Ткачиху и Пастуха, но я по-прежнему ощущала на волосах и коже запах шиповника.
Закрытые двери, открытое сердце
Мама никогда не спрашивала меня, почему мои туфли, юбка и чулки были влажными и запачканными грязью. Служанка унесла мои вещи, но так и не принесла их. Меня не выпускали из комнаты. Проведя несколько недель в заточении, я начала задумываться о том, что меня окружало. Но сначала я просто грустила, сидя в комнате, и горевала о том, что мне не с кем поговорить. Даже Иве нельзя было приходить ко мне. Она только приносила мне еду и воду для умывания.
