Влиятельные семьи Англии - [32]

И он был в этом не одинок. Фрэнсис, второй сын сэра Исаака Лиона Голдсмида, также активный участник движения за эмансипацию, с некоторым сожалением замечал, что «есть некоторые евреи, их немного, которые смотрят на наши призывы к освобождению не только с безразличием, но даже с сомнением и недоверием, ибо думают, что из-за нашего успеха те, кто ныне принадлежит к иудаизму, вероятно, отпадут от веры отцов». Эти страхи имели под собой определенные основания. Эмансипация досталась дорогой ценой.

В 1830-х годах в Англии проживало около 25 тысяч евреев, главным образом сосредоточенных в Лондоне, многие из них бедствовали. Сефарды, в которых порой видели тесное кольцо плутократов, насчитывали около 2,5 тысяч семей. Некоторые из них действительно были очень богаты, но около половины жили за счет милостей первых. Ашкеназы находились примерно в таком же положении, и для Большой синагоги на Дьюкс-Плейс, куда в первую очередь обращался любой неимущий еврей-иммигрант, высадившись на английские берега, бремя помощи беднякам иногда становилось непосильным. Таким образом, основная масса общины каждый день в основном пыталась выживать в этих непростых условиях. Однако в ней развивался средний класс, у которого находилось время и для чего-то другого и который все с большим сомнением смотрел на ее самые бережно хранимые традиции. Связи евреев с внешним миром стали шире, и чем больше они узнавали о нем, тем критичнее относились к своему. XIX век продолжался, и все чаще стало прорываться наружу недовольство руководством синагогами, слишком долгими и недостаточно чинными службами.

Эти жалобы были небезосновательны, но их можно было бы предъявить едва ли не в любой момент в истории английских евреев. Как-то раз в октябре 1663 года в сефардскую синагогу зашел Сэмюэл Пипс[32], и увиденное поразило его до глубины души: «…беспорядок, смех, забавы, никто не обращает внимания на богослужение, кругом неразбериха, прихожане больше походят на дикарей, чем на верующих, исповедующих истинного Бога, невольно думается: упаси Господь побывать здесь еще раз; положа руку на сердце, никогда мне не доводилось видеть подобного, и я не мог и помыслить, что хоть во всем свете сыщется религия, обставленная столь же нелепым образом, как эта».

По иронии судьбы, для своего визита Пипс выбрал именно ту дату, на которую пришелся праздник Симхат Тора – один из двух дней в году, когда в синагоге предаются практически безудержному веселью, но вряд ли и в другое время служба произвела бы на него особое впечатление.

Синагога – это не храм и не еврейская церковь. Она зарождалась как заведение в Вавилоне на рыночной площади, где евреи, пришедшие торговать, оставались помолиться. В европейских гетто синагоги были местом встречи общины, где люди собирались, чтобы вместе молиться, петь, учиться, разговаривать, проводить время, оплакивать печальные времена и отмечать радостные. И если порой службы не отличалась идеальной благопристойностью, так причина состояла в самой их продолжительности. В Йом-кипур они длятся весь день с утра до ночи, в Новый год – пять или шесть часов, в Шаббат – три или четыре часа.

Евреи, недавно прибывшие в Британию из Польши или из Северной Африки, не считали это каким-то бременем, к тому же это вызывало теплые воспоминания о родине. А вот более старинные семьи были недовольны, и от них-то и прозвучал призыв к переменам. Однако те перемены, которых они добивались, носили скорее формальный характер. Они хотели, чтобы песнопения стали красивее, и требовали специально обученного хора и более квалифицированного кантора. Они хотели слушать еженедельную проповедь по-английски, наделяя это чуть ли не магическими свойствами. Они хотели сократить продолжительность службы и выдвигали еще некоторые претензии, которые уже не так легко четко выразить и которые мы рассмотрим в свое время.

Никакой новой теологии не предлагалось. В партии, выступавшей за изменения, не было ни Лютера, ни Кальвина. О догматах вообще речи не шло. Реформистские идеи, выдвинутые Авраамом Гейгером, которые прокатились по еврейским общинам Германии, пока еще не проникли в Англию. Представители еврейского среднего класса не больше английского рассуждали о потустороннем, но, так как им отказывали даже в мелких переменах, они стали требовать крупных и со временем откололись и открыли свою собственную Реформированную синагогу. Англоеврейская реформация произошла, можно сказать, против воли самих реформаторов.

Ортодоксальные евреи верят, или им полагается верить, что истина во всей ее полноте содержится в Торе, Законе, данном Богом Моисею, как в письменной форме – в форме Пятикнижия, так и в устной, передаваемой через раввинов. Более того, они верят, что эти законы неизменны и обязательны для всех времен, даже если породившие их обстоятельства изменились, и это в том числе относится и к законам, установленным даже через много веков после Синая. К примеру, на Синае израильтянам было заповедано праздновать Песах семь дней. В Вавилоне из-за неточности календаря евреи прибавили один лишний день, и, хотя эти неточности давно уже исчезли, дополнительный все так же считается обязательным для всех еврейских диаспор. В этом-то и заключается характерное отличие ортодоксии: кристаллизация обряда как некой святыни, традиция, приобретающая силу закона. Конечно, подобный принцип может выхолостить веру, но всегда находились такие раввины, которые умели обойти любой несусветный обычай способом нового истолкования связанных с ним законов. К несчастью, в момент кризиса английского еврейства, когда требование перемен стало слишком громким, во главе ашкеназской общины стоял немощный и несчастный восьмидесятилетний старик, а сефардская община и вовсе осталась без духовного главы. Последний хахам умер в 1828 году, преемник не был назначен, и бейт-дин, иудейский религиозный суд, которому пришлось находить выход из кризиса, не обладал достаточным авторитетом и смелостью и предпочел спрятаться за бесчисленными правилами.