Влиятельные семьи Англии - [30]

В 1858 году его пригласили выступить перед выборным парламентским комитетом по поводу действия Закона о банках. В предыдущем году произошел серьезный валютный кризис, и оказалось, что в законе 1844 года есть недостатки. Экономику продолжали сотрясать безумные бумы и громкие крахи. Саломонс встал на защиту закона: «Я полагаю, что коммерческий мир нельзя оградить от последствий длительного периода процветания и успеха. Я полагаю, что люди, которые много лет получают большую прибыль и ведут крупный бизнес без потерь, становятся настолько безмятежны и чрезмерно самонадеянны, что начинают думать, будто не могут понести никаких убытков; поэтому, как мне кажется, никакой человеческий институт не может заставить человека быть осмотрительным».

По его мнению, наилучший выход – это дать Банку Англии полномочия расширять или сокращать выдачу кредитов, дабы регулировать темпы экономики.

Как сказала газета «Таймс» после смерти Саломонса, Вестминстерский банк своим выдающимся успехом «и еще более акционерные банки Лондона своим развитием и важностью в большой мере обязаны его неустанной заботе и вниманию».

«Ко времени его кончины, – отмечал историк Вестминстерского банка, – эта акционерная банковская система, для становления которой он приложил так много усилий, уже успела заявить о себе на финансовом рынке и приобрести репутацию, которую уже никогда не потеряет».

У Саломонса было множество коммерческих интересов, в том числе он был директором Южноавстралийской земельной компании, попечителем Лондонской ассоциации страхования жизни и председателем Редингской, Гилфордской и Рейгетской железной дороги.

Его интерес к эмансипации носил менее академический и более непосредственный характер, чем у Исаака Лиона Голдсмида. У него были политические и общественные амбиции, которых он не скрывал. Те барьеры, которые затрагивали других только в теории, для него были личными преградами. Однако он разделял с Голдсмидом и Монтефиоре заботу о правах евреев. Он был активным прихожанином Новой синагоги, щедро жертвовал на ее благотворительность и заседал в Совете представителей. Его глубоко взволновало Дамасское дело, он помогал организовать протесты и подготовил подробную брошюру по этой теме. Его всерьез интересовали проблемы еврейского образования, и он активно старался улучшить условия жизни и поднять статус своих единоверцев, хотя и не сравнялся в этом с Монтефиоре. Иными словами, честолюбие не было его единственным или даже главным мотивом.

Каждый раз, поднимаясь на очередную ступень общественной лестницы, он чувствовал, что ведет за собой всех евреев. И это в самом деле было одной из причин, почему он сталкивался с таким мощным сопротивлением.

В свои первые годы в Сити Саломонс стал свидетелем некоторых незначительных реформ. После 1828 года был снят лимит на число брокеров-евреев. С 1831 года евреям ничто не препятствовало пользоваться всеми правами граждан Сити, и в том же году он вошел в компанию Coopers. Ливрейные компании[30] лондонского Сити когда-то были гильдиями ремесленников и торговцев, но к XIX веку уже утратили всякие признаки этого скромного происхождения и превратились в элитарные клубы банкиров и коммерсантов – правящую касту, из которой выходили олдермены[31] и мэры города.

В 1835 году Саломонса избрали шерифом Лондона и Миддлсекса. Но занять этот пост ему не позволила формулировка присяги. Лорд Джон Рассел, с сочувствием и интересом наблюдавший за борьбой евреев за эмансипацию, вмешался, добившись принятия Акта о присяге шерифов. Еще одна преграда пала.

На следующий год Саломонса выбрали олдерменом района Олдгейт, и снова у него на пути встала присяга, которую он не мог принести. Таким образом, он не смог занять и этот пост. Саломонс, считая, что закон Рассела изменил положение дел, обратился в Верховный суд, который постановил, что его недопущение к должности незаконно. Однако после апелляции вердикт был отменен. Не имея возможности двигаться в эту сторону, он повернулся в другую.

В 1829 году он купил Брумхилл, большую виллу в итальянском стиле, стоявшую на холме возле городка Танбридж-Уэллс. Он разрушил ее и поставил на ее место нечто вроде кентского Камелота с большими и малыми башнями и бойницами. Там он играл роль сельского джентльмена, но Жанетт, его жена, не разделяла его восторгов. Она гордилась мужем, гордилась его достижениями, но предпочитала держаться подальше от чужих глаз. Чем заметнее становился ее муж, тем больше она уходила в тень. То, что они не могли иметь детей, было для нее постоянным источником горя, и всю свою нежность она изливала на племянников и племянниц. Но этого ей не хватало, и в большом городском особняке на Грейт-Камберленд-Плейс, как и в кентском поместье, она не могла убежать от растущего в ней ощущения мрака. В 1855 году, в год триумфа ее супруга, ее разум не выдержал. А двенадцать лет спустя она умерла.

В 1838 году Саломонса назначили мировым судьей Кента – он стал первым евреем, занявшим такой пост в графстве. Он был председателем Кентского сельскохозяйственного общества и щедрым благодетелем для местных школ и благотворительных организаций. В 1840 году его сделали шерифом Кента.