Властители земли - [16]

— Димитр! — сердито зовет простуженный голос Фиалки. — Ты идешь или нет?!

— Сейчас, Фиалка, сейчас! — Он складывает газету, хватает пустой бачок и бежит к клети подъемника, продуваемой всеми ветрами.

— Ты что не мычишь, не телишься? Повиси-ка сам на ветру!

Димитр виновато улыбается, устраиваясь в клети, подъемник скрипит, а он все прячет свои глаза, и всегда-то их прятал, а сейчас боится взглянуть на Фиалку: поймет, какой вихрь в его душе. Ох, парень… Налил бачок, поволок назад и айда, снова мимо этажей. В ванной он дочитал газету. Обычные слова немного успокоили, ничего страшного, и снова бам! — о гордости, о принципах, о мечте. О Тончо ни слова, об обиде вспоминается, но мягко: другой не обиделся бы, но он, чье сердце горит огнем дерзкой мечты… Вот как. И ни намека на то, что несовременный, наоборот, образ поистине современного рабочего, творца и хозяина своей судьбы. Да, парень… Сильно написано, а мне другое говорил. Димитр отложил газету и начал готовить раствор, но дело не шло, был он рассеян и то одно забывал, то другое. Снова развернул газету, читал, выбирая только те места, где гремели высокие, звучные слова. Ишь какой оказался. И как он догадался, что я именно такой? Наконец убрал газету и занялся делом. А такой ли я? Димитр мешал раствор, нашлепывал его на стену и напряженно думал, такой он или не такой. Немножко смешно, пожалуй, быть таким, но и хорошо, черт побери! Будто крылья растут. Слова вспыхивают в его сознании, одно звучнее другого, и льнут к нему, льнут, как железные стружки к магниту, и каждое к месту: ты такой, посмотри внимательно и подумай — такой! Понял его парень. Димитр отложил мастерок и снова прочел весь очерк; теперь, уже немного поостыв, осмыслил, что высокие слова именно о нем, что они не смешны; откровенно говоря, он и есть такой, хотя никто этого не знает и даже он сам сомневается. Вот тут-то и зародилось опасение: все верно написано, хорошо, но отказ от частных заказов уже принес ему много неприятного, а об отказе как раз написано. Что-то с частными заказами не так, что именно, он и сам не особенно разобрался, но это чувство его беспокоит. Если бы написано было только для него, но и другие будут читать, а ведь они не все так же воспримут. Тончо прочтет и скажет: ишь ты, наш Димитр и там такой же перец. Отец, конечно, обрадуется: в газете написали, большой человек стал… Но вот о частных заказах зря, мог бы парень и пропустить это.

В таком раздвоении чувств Димитр продолжал работу, то радость его охватит, то беспокойство. Около десяти пришел Кирчо, знакомые шаги, медленные, спокойные, шаги хозяина.

— Читал?

— Читал. — Димитр сказал это таким тоном, будто написанное его меньше всего интересует.

— Через тебя и мне радость, все-таки о моем объекте пишут. Поздравляю, Первый, с тебя причитается.

— За этим дело не станет, но плохо, что о частных заказах написали.

— А что тут плохого? Все верно: как плиточник ты действительно самый лучший, а потому и частных заказов не берешь. Мне бы таких работников побольше. — Кирчо говорил медленно, по лицу и по тону было видно, что он рад искренне. Кирчо притворил дверь и тихо добавил: — Ты должен этой статьей воспользоваться.

— Как это воспользоваться? — оглянулся на него Димитр, ничего не понимая.

— Иди к Домузчиеву насчет квартиры, теперь и повод есть — в газете о тебе пишут. Сегодня же иди, не откладывай. Понял?

— Понял.

Прошло минут десять после ухода Кирчо, пока, наконец, до Димитра дошел смысл его слов: конечно, нужно идти к Домузчиеву, и без того давно пора. Правильно, возьмет газету и пойдет, лучше предлога и не придумаешь. Здесь никакого обмана, никакой лжи, все верно написано, и не он звал журналиста; если до сих пор Домузчиев не обращал на него внимания, то пусть прочтет и подумает о нем. Да, идти надо сегодня же после обеда.

Полчаса спустя пришел Незаменимый, протянул руку: поздравляю, поздравляю, рад за тебя. А на тех не обращай внимания.

— На кого на тех?

— Видишь ли, — заговорил Незаменимый дружеским тоном, приглушив голос, — у меня натура широкая, сам знаешь; когда моим друзьям хорошо, то и мне хорошо. И за тебя я рад, хотя ты не хочешь мне сказать, чем режешь…

— За этим пришел? — засмеялся Димитр, что-то в нем за эти часы изменилось, и старая тайна самому показалась глупой. — Алмазом режу, Митя.

— Алмазом?

— Нашел кузнеца знающего, он впрессовал мне в резец кусочек алмаза — вот и все. На, — он протянул Незаменимому резец с алмазным острием, тщательно скрываемый ото всех многие годы. Незаменимый рассматривал его жадно, завистливо.

— Смотри, как просто, а никто не додумался.

— Это я сам придумал, — с гордостью сказал Димитр.

— Спасибо тебе. А о других что сказать… обозлились все на тебя, потому и пришел — предупредить.

Димитр Первый продолжал работать; на душе было тепло, радостно: из-за очерка, из-за прихода Кирчо… И Незаменимый… все-таки симпатяга парень, пришел, руку протянул, они от тебя отвернулись, но я с тобой. В обеденный перерыв Димитр посидел в тепле, пожевал бутерброды и машинально взялся за ручку бачка, но вспомнил о совете Кирчо: нет, надо идти к Домузчиеву, облицовку на завтра отложим.