Властитель огня - [70]

Глаза ее потемнели. Она посмотрела на лежавший на коленях револьвер, потом на поля французов, мелькавшие за ее окошком.

– Тысяча девятьсот сорок седьмой год был началом конца моей деревни. В ноябре ООН проголосовала за раздел моей земли и половину отдала евреям. Сумайрийя, как и остальная Западная Галилея, должна была стать частью Арабского государства в Палестине. Но так, конечно, не произошло. На другой день после голосования в ООН началась война, и евреи считают теперь, что могут забрать себе всю Палестину.

«Это же арабы начали войну, – хотел сказать Габриэль, – это шейх Асад аль-Халифа, военачальник из Бейт-Сайеда, открыл шлюзы крови своим террористическим нападением на автобус, шедший из Нетаньи в Иерусалим». Но сейчас не время было препираться по поводу фактов истории. Рассказ про Сумайрийю завладел женщиной, и Габриэль не хотел разрушать чары.

Она обратила на него взгляд.

– Ты о чем-то думаешь.

– Я слушаю твой рассказ.

– Лишь частью своего мозга, – сказала она, – а другая часть думает о чем-то другом. Уж не думаешь ли ты отобрать у меня револьвер? Не планируешь ли побег?

– Никакого побега быть не может, Палестина… ни для тебя, ни для меня. Рассказывай дальше.

Она посмотрела в окошко.

– Тринадцатого мая тысяча девятьсот сорок восьмого года колонна бронемашин Хаганы выехала по прибрежной дороге из Акры. Это была операция под кодовым названием «Бен-Ами». Это было частью «Тохнит Дале». – Она взглянула на Габриэля. – Тебе известно это название – «Тохнит Дале»? План «Д»?

Габриэль кивнул и вспомнил, как Дина стояла среди развалин Бейт-Сайеда. Как давно это было? Всего месяц назад, а казалось, прошла целая жизнь.

– Объявленной целью операции «Бен-Ами» было укрепление нескольких изолированных еврейских поселений в Западной Галилее. Настоящей же целью было завоевание и аннексия. Собственно, приказы были отданы уничтожить три арабские деревни: Басса, Зиб и Сумайрийя. – Она помолчала, посмотрела, какую реакцию вызывает ее рассказ, и продолжила его: – Сумайрийя была обречена погибнуть первой из трех деревень. «Хагана» окружили деревню перед зарей и осветили ее фарами своих бронированных машин. На некоторых мужчинах были красные клетчатые кафии. Часовой в деревне увидел кафии и решил, что это не евреи нападают, а подошли арабские подкрепления. Он сделал несколько приветственных выстрелов в воздух и был немедленно скошен огнем «Хаганы». Весть о том, что в деревне евреи, переодетые под арабов, породила панику. Защитники Сумайрийи храбро сражались, но они не могли противостоять лучше вооруженной «Хагане». Через несколько минут начался исход.

Евреи хотели, чтобы мы ушли, – вздохнула она. – Они намеренно не поставили охрану в восточной части деревни, чтобы дать нам возможность уйти. У нас не было времени ни упаковать одежду, ни взять какую-либо еду. Мы просто бросились бежать. Но это не удовлетворило евреев. Они стреляли по нам, пока мы бежали по полям, которые обрабатывали не одну сотню лет. Пять поселян погибли на этих полях. А в деревню вошли саперы «Хаганы». Убегая, мы слышали позади взрывы. Евреи превращали наш рай в груду необитаемых развалин.

Крестьяне Сумайрийи вышли на дорогу и пошли на север, к Ливану. К ним вскоре присоединились жители Бассы и Зиба, а также нескольких менее крупных поселений на востоке.

– Евреи говорили нам, чтоб мы шли в Ливан, – сказала она. – Они говорили, чтоб мы переждали там несколько недель, пока не прекратятся бои, и тогда нам разрешат вернуться. Вернуться? Куда было нам возвращаться? Наши дома были уничтожены. Вот мы и шли дальше. И перешли через границу – в изгнание. В забвение. А за нашей спиной навсегда закрылись для нас ворота Палестины, чтобы мы не могли вернуться.

Реймс. Пять часов.

– Остановись, – сказала она.

Габриэль вывел «мерседес» на обочину автострады. Они сидели молча в подрагивавшей от проходящего транспорта машине. Затем зазвонил телефон. На этот раз она слушала дольше обычного. Габриэль подозревал, что ей давали последние инструкции. Не произнеся ни слова, она выключила телефон и положила его обратно в сумку.

– Куда мы едем?

– В Париж, – сказала она. – Как ты и подозревал.

– По какой дороге он хочет, чтобы я ехал?

– По «А-четыре». Знаешь такую?

– Знаю.

– Она приведет тебя…

– …на юго-восток Парижа. Я знаю, куда она приведет меня, Палестина.

И Габриэль вывел машину на автостраду. На приборной доске часы показывали 5.05. Мимо промелькнула надпись: «Париж. 145». Значит, сто сорок пять километров до Парижа. Девяносто одна миля.

– Закончи свой рассказ, Палестина.

– На чем мы остановились?

– Ливан, – сказал Габриэль. – Забвение.

– Мы разбили лагерь в горах. Стали искать еду. Мы жили на щедроты наших арабских братьев и ждали, когда откроют ворота Палестины, ждали, чтобы евреи выполнили обещания, которые они дали нам в то утро, когда мы бежали из Сумайрийи. Но в июне Бен-Гурион сказал, что беженцы не могут вернуться домой. Он сказал, что мы «пятая колонна» и нас нельзя пускать назад. Что мы будем шипом в боку нового еврейского государства. Мы поняли тогда, что никогда больше не увидим Сумайрийи. Потерянного рая.