Властитель огня - [17]

Постепенно комната 456-С стала походить на командный бункер осажденной армии. На стенах было налеплено столько фотографий, что, казалось, их поисками ведает арабская мафия. Девушки, занимающиеся сбором данных, стали оставлять свои материалы в коридоре. Габриэль реквизировал соседнюю комнату вместе с кроватями и постельным бельем. Он попросил также дать ему мольберт и аспидную доску. Иосси презрительно заметил, что последние двадцать лет никто не видел аспидной доски на бульваре Царя Саула, и за свою дерзость получил указание найти доску. Она появилась на другое же утро.

– Мне пришлось попросить о куче одолжений, – сказал Иосси. – Каменные таблички и инструменты для резьбы прибудут на следующей неделе.

Габриэль начинал каждый день с одних и тех же вопросов: кто создал бомбу? Кто задумал и спланировал нападение? Кто руководил командами? Кто обеспечил конспиративные квартиры и транспорт? Кто ведал деньгами? Кто был руководителем? Было ли спонсором какое-либо из государств с центром в Дамаске, или в Тегеране, или в Триполи?

За неделю расследования ни один из этих вопросов не получил ответа. Начало сказываться неверие в свои силы. Габриэль велел своим помощникам изменить подход.

– Иногда подобные ребусы решает какая-то одна находка, а иногда они решаются, когда находят недостающую фигуру. – Он встал перед доской и стер с нее все, пока она не стала гладкой черной поверхностью. – Начните искать отсутствующую часть.

Каждый вечер они ужинали вместе, по-семейному. Габриэль советовал им говорить о чем угодно, только не о деле. Естественно, он стал объектом их любопытства, так как они изучали его деяния в Академии и даже читали о некоторых в своих учебниках по истории в школе. Сначала он противился, но они уговорами вытащили его из скорлупы, и он взял на себя роль, какую Шамрон многократно исполнял перед ним. Он рассказал им о «Черном сентябре» и Абу Джихаде; о своем проникновении в сердце Ватикана и захвате Эриха Радека. Римона вытянула из него рассказ о роли, какую играла для него реставрация в качестве «крыши» и для сохранения душевного равновесия. Иосси начал было расспрашивать про взрыв бомбы в Вене, но Дина, изучавшая терроризм и контртерроризм, положила руку на локоть Иосси и ловко изменила тему. Иногда, говоря о чем-то, Габриэль замечал, что Дина смотрит на него, словно он – оживший памятник герою. И понял, что, подобно Шамрону, он пересек черту, отделяющую смертного от мифа.

Больше всего их интересовал Радек. Габриэль слишком хорошо понимал почему. Они жили в стране, где небезопасно есть в ресторане или ехать в автобусе, тем не менее холокост занимает в их кошмарах особое место. «Это правда, что вы заставили его пройти по Треблинке? Вы дотрагивались до него? Как могли вы выносить звук его голоса в этом месте? Вам никогда не хотелось взять решение вопроса в свои руки?» Иакову хотелось знать лишь одно:

– А он не жалел, что перебил наших бабушек?

И Габриэль, хоть его и подмывало солгать, сказал ему правду:

– Нет, он об этом не жалел. Собственно, у меня создалось твердое убеждение, что он все еще гордился этим.

Иаков мрачно кивнул, словно этот факт подтверждал его пессимистический взгляд на человечество.

В шабат Дина зажгла пару свечей и прочитала молитву. В этот вечер, вместо того чтобы обследовать темное прошлое Габриэля, они говорили о своих мечтах. Иакову хотелось лишь сидеть в тель-авивском кафе и не испытывать страха перед shaheed.[19] Иосси хотел проехать по арабскому миру от Марокко до Багдада и записать то, что видел. Римоне хотелось включить утром радио и услышать, что минувшей ночью никого не убили. А Дина? Габриэль подозревал, что у Дины были такие же, как у него, мечты: сидеть в аппаратной и просматривать кадры, полные крови и огня.

После ужина Габриэль выскользнул из комнаты и побрел по коридору. Он дошел до лестницы, поднялся по ней, потерял ориентир, и ночной дежурный указал ему нужное направление. У входа стояла охрана. Габриэль показал было свой новый жетон, но офицер безопасности лишь рассмеялся и открыл ему дверь.

Комната была слабо освещена, и из-за компьютеров тут было невыносимо холодно. Дежурные офицеры сидели в пуловерах из овечьей шерсти и передвигались тихо и деловито, как ночная смена в отделении интенсивной терапии. Габриэль залез на видовую платформу и всей тяжестью своего тела оперся на алюминиевые перила. Перед ним была огромная, созданная компьютером, карта мира размером десять футов в высоту, тридцать – в ширину. По земному шару были разбросаны огневые точки – каждая отмечала последнее известное местонахождение террориста, значащегося в израильском списке для наблюдения. Скопления огоньков были в Дамаске и Багдаде и даже во вроде бы дружественных местах – в Аммане и Каире. Поток света тек из Бейрута в долину Бекаа к лагерям беженцев вдоль северной границы Израиля. Ожерелье из огоньков, словно бриллиантовое колье, лежало на Европе. Чарующе сверкали города Северной Америки.

Габриэль вдруг почувствовал на своих плечах придавивший его груз депрессии. Он отдал жизнь защите своего государства и еврейского народа, и однако же в этой холодной комнате перед ним была реальность сионистской мечты: мужчина средних лет смотрел на созвездие врагов в ожидании, когда одна из звездочек взорвется.