Властитель мой и господин - [39]

На ней было белое шелковое платье с кружевами, на груди, у самого сердца, приколота брошь, подарок Эдгара, в руках букет прекраснейших пионов, на голове венок из живых цветов, но волос под ним не было. Она остригла волосы, нашла в ящике кухонного стола ножницы, закрылась в спальне, встала перед напольным зеркалом, разглядывая свои длинные рыжие волосы, а потом схватила прядь и – щелк! – яростно отчекрыжила, и еще раз, еще, десять, двадцать раз, волосы клоками падали на пол, валялись у ее ног; когда же ее отец с помощью одного из поваров взломал дверь и вошел внутрь вместе с подружками невесты, они увидели, что Тина, наряженная в свадебное платье и с ножницами в руках, сидит посреди комнаты в плетеном кресле, остриженная наголо.

То есть отдельные пучки волос еще торчали, она не успела их срезать и оболваниться под ноль; ворвавшиеся в спальню новобрачных потрясенно вскрикнули, когда же после первых воплей и вопросов они пришли в себя от изумления, отец Тины принес из своей комнаты электрическую машинку, установил насадку на шесть миллиметров и принялся тщательно сбривать остатки волос на голове своей дочери, водя машинкой от затылка к темени, потом ко лбу и обратно и регулярно вытряхивая застрявшие в лезвиях волосы, потом начисто выбрил шею и за ушами, взял полотенце, намочил его теплой водой, вытер гладкую лысую башку Тины и, поцеловав ее в макушку, надел цветочный венок.

И вот теперь отец и дочь шли рука об руку к арке с листами бумаги на ней, а не верящие своим глазам гости расступались перед ними, недоумевая, что эта чокнутая Тина сделала с волосами, должно быть, ее очередная блажь; Тина, проходя перед ними, была уверена, что они думают именно так, и пусть их думают что хотят, пусть считают, что ей место в психушке, плевать; кто ее знает, тот поймет, как понял я: этот жест – не блажь и не каприз, а радикальное очистительное, освободительное действие – отрезав волосы, она отрезала рога оленю.

Она шла медленно, величаво, спокойно, ее зеленые глаза сияли и были обращены к Эдгару, который так долго ее дожидался, – шла, улыбаясь во всю ширь белозубой улыбкой – ему, мужчине ее жизни, – шла напрямик к нему, а он ведь тоже удивлялся, что с ее волосами, но ему было все равно, потому что он любил Тину, любил такой, какой она была, со всеми ее причудами и несмотря на все ее буйства, любил и ждал, стоя в своем цилиндре и фраке, так ждал, что она подошла и взглянула ему в лицо, а потом они оба повернулись к нам, держась за руки и улыбаясь.

Наконец-то все в сборе, сказал распорядитель и рискнул пошутить: а ведь висело все на волоске. Все рассмеялись, и дальше церемония прошла без сучка без задоринки до самого обмена кольцами, в котором участвовали близнецы: Эдгар помог Артюру надеть кольцо на палец матери, а Тина Полю – на палец отца; и в тот момент, когда жениха и невесту объявили мужем и женой и они приготовились поцеловаться, когда я приготовился зааплодировать, когда все приготовились зааплодировать, все – энергично, весело, трескуче хлопая в ладоши, а я – едва-едва смыкая кончики пальцев, нехотя и, насколько возможно, беззвучно, – ровно в этот момент заревел осел.

Не Марго.

Настоящий осел.

И-а, и-а! – Я постарался воспроизвести этот рев.

Осел щипал травку в конце аллеи, между рядами стульев, а на спине у него восседал некто в светлом льняном костюме, с какой-то карточкой в руках.

Приглашение! – вспыхнуло у меня в мозгу, еще прежде чем я успел удивиться, зачем Васко явился на осле. Приглашение! Так вот что он нашел в прихожей, на тумбочке в коробке от печенья, когда ходил в квартиру Тины, – нашел и стащил – приглашение на свадьбу. Вот откуда узнал, где состоится церемония (следователю я про это, само собой, не сказал).

Васко, сказал я ему, задумал дерзкий ход: похитить Тину в день ее свадьбы. Затея дикая, безумная, чертовски романтическая, фантастически литературная или же совершенно идиотская – как посмотреть.

Сначала он хотел похитить ее на мотоцикле, но он не умел ездить, у него не было прав, так что никто бы ему мотоцикл не дал. Тогда он подумал, что можно на лошади, но и в седло он никогда не садился, наездник из него никакой, а ездить верхом не так просто, лошадь бывает строптивая и горячая. Но в здешних местах за тридцать восемь евро можно было нанять на полдня отличного мерина.

Ну да, мерина. Это кастрированный самец животного семейства лошадиных, в том числе и осла, я это знаю от Васко, а он узнал на одном сайте, где в пару кликов можно заказать скакуна. Васко остановил свой выбор на ослике Модестине семнадцати лет, рыжей масти, ростом в холке метр пятьдесят, с печальным взглядом и большими ушами. Конечно, у осликов нет ни грации, ни благородной стати лошади, зато они смирные и благодушные, от них не ждешь, что они понесутся бешеным галопом, это первое, солгал я следователю, что мне пришло в голову, едва я увидел Васко на осле – что бешеным галопом он не понесется.

Осел Модестин застыл в конце аллеи, Васко легонько шлепнул его по крупу, ослик сдвинулся с места и потрусил ровным шагом вперед по аллее под аплодисменты гостей (решивших, что это входит в программу), он и мимо меня протрусил, но я остался верным себе, решительно пассивным фаталистом, – мог бы изменить ход событий, ринуться, например, наперерез Васко, отговорить его и увести, но не стал. Не сделал ничего, как будто ничего уже было не сделать, остался бессильно сидеть ошеломленным зрителем и следить за Васко, который остановил осла метрах в пятнадцати от арки, через два ряда от меня и совсем близко к Марго, которую этот сюрприз привел в восторг –