Властитель мира - [182]

Тогда я сознательно отключил тягу, чтобы остановить нашу баржу, пока она не проникла в зону действия вражеского анти-поля. Пилот заорал, что я сдурел, но я схватил его за руку, чтобы помешать снова рвануть вперед. Третья баржа с силой врезалась в нас, тряханув всех на борту, но поля выдержали, и оба судна смогли приземлиться без особого ущерба. Самолет-диспетчер, который летел метрах в двадцати выше, тоже сел без осложнений. Люди устремились прочь с баржи, чтобы не послужить мишенями. Внезапно всех бросило на землю ударной волной, которая смела нас раскаленным ветром, словно мелкие ветки. Взорвалась первая баржа. Ни один человек не успел выбраться из нее.

Воздух так перегрелся, что им едва возможно было дышать, мириады пылающих частиц витали повсюду, словно адская пурга. Все солдаты быстро сгруппировались на перпендикулярной улице, укрывшись от возможной стрельбы. И тут на меня накинулся майор.

Он был вне себя от ярости. По его мнению, виновником трагедии был я. Это я спровоцировал катастрофу, приказав остановить колонну. Как я ни твердил ему, что совершенно не виноват в гибели головной баржи, что, когда я приказал остановить нашу, первая уже попала в ловушку вражеского анти-поля, он не желал ничего слышать и продолжал обвинять меня. Он совершенно слетел с катушек. Был ли это шок от совершенной ошибки, имевшей такие трагические последствия? Я смотрел на толпившихся вокруг нас солдат: они качали головой. Им было стыдно за его поведение. Я был так ошеломлен чудовищностью обвинений и его лицемерием, что, возможно, придушил бы его в приступе гнева, но такого случая мне не представилось. Его голова взорвалась.

Весь в крови Тюлье, какую-то секунду я стоял, разинув рот и глядя, как его тело медленно оседает, словно марионетка, у которой обрезали ниточки. И только когда один из солдат закричал: «Звуковые пули!» – я понял, что в нас стреляют с крыш домов. Весь отряд поспешно разбежался, рассыпавшись по первым этажам окружавших нас разрушенных зданий. Многие солдаты, так и не добравшись до укрытия, пали, сраженные огнем мятежников. Потом стрельба затихла за неимением целей; только случайные пули вонзались в стены домов. Ситуация была ясна мне до боли: с этого момента я стал старшим офицером, отвечающим за операцию.

Я связался по радио с сержантом, который был помощником Тюлье, чтобы узнать, сколько человек еще осталось в живых, одновременно пытаясь придумать способ, как нам выбраться из этого осиного гнезда. Ужасная реальность смерти трехсот человек, только что погибших при падении первой баржи, маячила на краю моего сознания, но пока мне удавалось ее заглушать. Я должен был сохранять голову ясной, чтобы попытаться спасти задание от полного провала.

Прежде всего следовало вернуть себе контроль над ситуацией.

Я приказал пятидесяти солдатам очистить верхние этажи зданий, где мы закрепились, и разместиться на крышах, чтобы оборонять периметр. Это не заняло много времени: сидевших в засаде стрелков было совсем мало. Как только мы обезопасили зону, оставшиеся люди собрались на улице. Я вызвал командиров подразделений и объяснил им, что, хотя при крушении первой баржи мы и потеряли четыре вакуумные пушки, у нас осталось еще восемь и ту стратегию, к которой я тщетно пытался склонить Тюлье, все еще можно применить.

Некоторые запротестовали, убежденные, что надо выполнять приказы погибшего командира, но я велел им заткнуться. Среди них было немало старых вояк, и многим очень не понравилось, что они получили нагоняй от желторотого новичка. Однако все люди, за исключением сотни коммандос, которые остались на земле с приказом обнаружить и обезвредить генератор антиполя, вернулись на свои баржи. А я занял место на командном посту в самолете-диспетчере. Я был в ужасе. Сорок восемь часов назад я еще находился в военной школе, а теперь на одном из самых жарких фронтов Новой христианской империи руководил операцией, которая грозила обернуться полным фиаско.

Едва оказавшись на командном посту, я связался со штабом международного аэропорта, чтобы сообщить о сложившейся ситуации. Ответивший мне оператор, казалось, был перегружен и только повторял, что нам следует двигаться на помощь папской базе. На самом деле, как я узнал позже, они тоже подверглись серьезной атаке. Потом мне пришлось коротко описать нынешнее положение главе базы НХИ, который орал, чтобы мы пошевеливались. Я уже не помню, был он майором или полковником. Я даже имени его не помню. Я прервал сеанс связи, и аппараты кое-как взлетели. Я приказал вывести самолет на трехсотметровую высоту, чтобы оказаться вне досягаемости для любой стрельбы, потом поднял баржи достаточно высоко, чтобы они могли лететь над зданиями. Целью было выгрузить восемь вакуумных пушек на крыши вдоль приблизительно километровой линии, чтобы прикрыть весь южный фланг базы, не проникая непосредственно на вражеские позиции.

Вначале все шло по плану, и я даже начал думать, что еще возможно спасти миссию. Каждая баржа выгружала на конкретную крышу пушку и двадцать человек, необходимых как для приведения ее в боевую готовность, так и для защиты. Я приказал сразу же начинать обстрел, не дожидаясь, пока все пушки окажутся на позициях, – надо признать, что в этом был некоторый риск для барж, которые продолжали сновать туда-сюда. У вакуумных пушек довольно большой разброс попаданий, который всегда трудно оценить с точностью.