Властитель мира - [180]

– Именно, – подтвердил Танкред. – Как тот секретный проход, который, как мне казалось, я обнаружил. Вполне вероятно, в один прекрасный день я узнаю, что тому было простое объяснение, без всякой таинственности.

Говоря эти слова, он вдруг почувствовал, как внутри поднялась волна сомнения. Он немедленно постарался преградить ей путь, как захлопывают дверь перед носом нежеланного гостя, но кое-какие крохи успели прорваться – обрывки мыслей, которые преодолели его психологический барьер, настойчиво твердя, что это просто смехотворно, а его новые объяснения и гроша ломаного не стоят. Он схватился руками за голову.

– О господи! – простонал он. – Хватит! Как бы мне хотелось изгнать эти мысли одним щелчком пальцев!

На самом деле он уже пробовал. Поджидая Клоринду, он попытался реактивировать то легкое психологическое кондиционирование, которому в обязательном порядке подвергали в датской военной школе: удобные мысленные узы, позволяющие не задавать лишних вопросов. К несчастью, в свое время он из чистой бравады сумел в несколько дней разорвать их, и теперь они больше не действовали. Оставалась возможность, обратившись к военной медицине, заново установить другие – результат был бы тот же. Но готов ли он пойти на такой шаг? В одном Танкред был уверен: он больше не желает так страдать из-за своих идеалов или абстрактных моральных принципов. Куда проще забыть все эти истории и отдаться покою бездумья.

Да вырвет Небо из наших душ смертельную отраву![90]

Надеясь успокоить его, Клоринда попыталась унять этот безудержный пессимизм.

– Когда все это случилось, вы поступили так, как вам казалось на тот момент наиболее правильным, – сказала она, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно убедительнее. – Не всегда получается по горячим следам понять, как верно вести себя.

– Если искренне веруешь, то всегда.

Клоринда не очень представляла, как оспорить столь здравое суждение, ей только хотелось, чтобы он взглянул на ситуацию с более обнадеживающей точки зрения.

– Ладно, забудьте все это, – посоветовала она, накрыв его руку своей ладонью. – Как сказал вам тот священник, самое важное сегодня, что вы поняли свое заблуждение и присоединились к пастве Господней. Прощение – главная добродетель хорошего христианина, так что простите себя!

Тронутый сочувствием молодой женщины, Танкред поднял голову и выдавил слабую улыбку.

– Если честно, – с некоторым смущением начал он, – меня больше всего мучило, как к этому отнесетесь вы. Я боялся, что после разжалования вы больше не захотите меня видеть…

Клоринда впервые осознала, насколько серьезно относится к ней этот человек. Ее внезапно охватил жар, и она с облегчением подумала, что относительная темнота парка не позволит Танкреду разглядеть краску на ее щеках.

– Я никогда не обращаю внимания на общественное положение тех, с кем общаюсь, – бросила она, надеясь, что в голосе не прозвучит слишком сильное волнение. – И потом, пройдет совсем немного времени, и вам обязательно вернут все ваши военные знаки отличия.

Экс-лейтенант задумался.

– Окажись на моем месте кто-то другой, вы были бы правы. Но что касается меня, то мое дисциплинарное прошлое играет против меня…

Он чуть не хлопнул себя по лбу.

С какой стати я заговорил об этом? – выругал он себя in petto[91].

– Суратская кампания, да? – осторожно спросила Клоринда.

– А, так вы и это знаете…

– Я смутно помнила ту старую историю, но нашлись люди «с самыми добрыми намерениями», которые освежили мою память на случай, если я что-то забыла.

Этими людьми стали две ее подруги, Бланка и Жермандьера – в основном Бланка, – решившие предостеречь от возможных последствий для ее репутации.

– Меня это не удивляет, – обреченно сказал Танкред. – Такие вещи преследуют нас всю жизнь…

– По правде говоря, я только припоминаю какие-то давние разговоры, но ничего конкретного. Думаю, и с остальными дело обстоит точно так же.

Несмотря на небрежный тон, который Клоринда сочла наиболее уместным, Танкред понял, что ей хотелось бы узнать, что там в действительности случилось. И он не мог ее за это корить: в официальной прессе наговорили столько глупостей и неточностей, что мало кто мог похвастаться, будто на самом деле знает, что именно произошло.

И хотя он никогда ни с кем, даже с родными, не разговаривал о тех событиях, Танкред вдруг почувствовал потребность рассказать Клоринде все. Этим вечером, когда все от него отвернулись, она была здесь, с ним. Он чувствовал, что может доверять ей. Вероятно даже, она единственный человек, способный понять, как все тогда сложилось. Она наверняка уловила ход его мыслей, потому что замолчала и ободрила его взглядом.

– Это ужасные воспоминания… Мне всегда трудно возвращаться к ним.

– Вы и не обязаны, Танкред.

Он в упор взглянул на нее. На ее губах мелькнула безыскусная улыбка, как вчера вечером, когда они впервые поцеловались. Танкред почувствовал себя намного лучше. Среди сонма бедствий с ним случилось и нечто прекрасное: встреча с Клориндой.

Он сделал глубокий вдох и начал:

– Это было в две тысячи сто девяностом. Я только что лучшим в выпуске окончил Королевскую военную школу в Дании в чине младшего лейтенанта. Я собирался вернуться в Нормандию, чтобы, воспользовавшись недельным увольнением, повидаться с семьей, но индохристианский конфликт решил по-другому.