Властелин замка - [23]

— Так вы не суеверны, мадемуазель?

— Не больше, чем все современные люди.

— О, и в наше время многие страдают этим пережитком. Но я уверен, что вы слишком практичны, чтобы иметь такие причуды, даже в этом доме. У нас в замке были люди, — его взгляд обратился к Женевьеве, которая, казалось, съежилась на своем стуле, — гувернантки, так они просто отказывались работать здесь. Некоторые из них заявляли, что в замке водятся привидения; другие уезжали безо всяких объяснений. Что-то здесь было для них невыносимо… или мой замок, или моя дочь.

В его глазах, когда они задерживались на Женевьеве, было холодное отвращение, и я ощущала, как во мне поднимается волна возмущения. Он был из тех мужчин, которым нужны жертвы. Он пытался изводить меня в галерее, теперь пришел черед Женевьевы. Со мной это было по-другому. Я была виновата — приехала под фальшивым предлогом — и к тому же могла постоять за себя. Но ребенок… а Женевьева совсем юная и такая нервная, взвинченная! И при этом он не сказал ничего особенного. Язвительность чувствовалась в самой манере общения. И это тоже не было неожиданностью. Женевьева боялась его. И Филипп, впрочем, как и все в этом доме.

— Если говорить о суевериях, — поспешила я на выручку к Женевьеве, — то в таком месте, как это, есть где разгуляться воображению. Тем не менее, нам с отцом приходилось останавливаться во многих очень старинных домах, но я ни разу не встречала там ни одного привидения.

— Может быть, английские привидения ведут себя более скромно, чем французские? Они не появляются без приглашения, и это значит, что они посещают лишь тех, кто их боится. Впрочем, я могу и ошибаться.

Я вспыхнула:

— Наверняка их манеры соответствуют времени, в котором они жили, а этикет во Франции всегда был более строгим, чем в Англии.

— Вы, как всегда, правы, мадемуазель Лоусон. Являться без приглашения более характерно для англичан. Поэтому в этом замке вы в безопасности… при условии, что не пригласите сюда посторонних.

Филипп слушал очень внимательно, Женевьева — с некоторой опаской, я осмелилась завязать беседу с ее отцом.

После супа подали рыбу, и граф поднял свой бокал:

— Я надеюсь, это вино вам понравится, мадемуазель Лоусон — оно из нашего винограда. Вы так же хорошо разбираетесь в винах, как и в картинах?

— Мои познания об этом предмете ничтожно малы.

— Я думаю, во время вашего пребывания здесь вы узнаете о нем довольно много. Виноделие часто является главной темой бесед. Надеюсь, вам это не наскучит.

— Я уверена, мне это будет очень интересно. Всегда приятно узнавать что-то новое.

В уголках его рта появилась улыбка. Конечно — рассуждаю, как гувернантка! Ну что же, если мне когда-нибудь придется заняться этой работой, у меня есть все необходимые для этого качества.

Филипп заговорил весьма нерешительно:

— С какой картины вы начали, мадемуазель Лоусон?

— Портрет работы прошлого столетия — середина, я думаю. Я отношу его примерно к тысяча семьсот сороковому году.

— Видите, кузен, — сказал граф, — мадемуазель Лоусон настоящий специалист. Она любит картины. Она упрекала меня в пренебрежении ими, как будто я — не справившийся со своими обязанностями родитель.

Женевьева смущенно смотрела в свою тарелку. Граф обратился к ней:

— Ты должна воспользоваться присутствием здесь мадемуазель Лоусон. У нее можно поучиться настойчивости.

— Хорошо, — ответила Женевьева.

— И если ты сумеешь уговорить ее разговаривать с тобой по-английски, — продолжил он, — ты могла бы научиться вразумительно говорить на этом языке. Ты должна постараться убедить мадемуазель Лоусон, разумеется, когда она не занята картинами, — рассказать тебе об Англии и англичанах. Ты могла бы поучиться их менее строгому этикету. Это может придать тебе уверенности и м-м… апломба.

— Мы уже беседовали с ней по-английски, — сказала я. — У Женевьевы хороший словарный запас. С произношением всегда проблема, пока не общаешься свободно с теми, для кого этот язык родной. Со временем это приходит.

Опять разговариваю, как гувернантка! Я знала, что он думает то же самое. Но я сделала все, что было в моих силах, чтобы поддержать Женевьеву и бросить вызов ему. Моя неприязнь к нему росла с каждой минутой.

— Отличная возможность для тебя, Женевьева. Вы ездите верхом, мадемуазель Лоусон?

— Да. Я очень люблю верховую езду.

— В конюшнях есть лошади. Грум поможет вам выбрать подходящую. Женевьева тоже ездит верхом… немного. Вы можете кататься вместе. Нынешняя гувернантка слишком робка. Женевьева, ты могла бы показать мадемуазель Лоусон окрестности.

— Да, папа.

— Боюсь, наша местность не слишком живописна. Земля, благодатная для винограда, обычно не отличается привлекательностью. Но если вы проедете немного подальше, я уверен, вы найдете что-то, что вам понравится.

— Вы очень любезны. Мне не терпится отправиться на прогулку.

Филипп, несомненно чувствуя, что ему пора вступить в беседу, опять перевел разговор на картины.

Я рассказывала о портрете, над которым работала. Я объяснила некоторые детали, намеренно употребляя специальные термины, надеясь смутить графа. Он слушал с серьезным видом, но в уголках его рта затаилась легкая улыбка. Подозрение, что он разгадал мои намерения, приводило меня в замешательство. Если это так, то он несомненно понимает, что не нравится мне, но казалось, что это странным образом увеличивало его интерес ко мне.