Власть предыстории - [74]

Ни детей, ни семьи, ни дома — это образ жизни, который вели миллионы лет наши предки. Само их существование полностью зависело от этой унитарности, без него палеоантропы едва ли выжили бы в мире махайродов и гиен.

Но приемлем ли такой образ жизни сегодня, по прошествии десятков тысяч лет со дня победы человека над неандертальцем, коллектива — над пратолпой?

Пойдем, однако, дальше. Не связан ли уравнительный идеал с отрицанием древнейшего ядра социальных явлений, возникших на заре Истории, в момент дивергенции палеоантропов и людей?

На примере многих стран, пытавшихся ввести уравнительный идеал в реальную политическую практику, в том числе и в нашей стране, когда этот идеал утверждался сталинским Гулагом, мы отчетливо увидим, что это именно так, уравнительный социализм стремился подорвать древнейшие социальные явления, разрушить их самостоятельность, поколебать их сущность. И это естественно: неандертальцу чужд мир человека и его феноменов, чужда идея свободы.

Посмотрите, с какой ненавистью и жестокостью преследуется любое Инакомыслие — словно слепая инстинктивная сила выкорчевывает и рубит под корень любую попытку мыслить иначе, чем в категориях официального учения и трудовой гипотезы. Инакомыслие может повлечь за собой инакодействие, а это уже нарушение принципа унитарности поведения — тяжкое преступление против идеала уравнительности. Пратолпе присуща исключительная жестокость, стремление к полному уничтожению противника. Убийства при Сталине были поставлены на поток, на конвейер. Любое нарушение унитарности мышления и поведения каралось с исключительной, нечеловеческой жестокостью. Лагеря на шестую часть населения — такое мог придумать только ум, отрицающий принципы человечности.

Характерно, что к дочеловеческим явлениям царит куда большая снисходительность, они порой поощряются. Спаивается население страны. Алкоголиков лечат, чтобы они могли работать на благо общества, но личность при этом разрушается до основания; излеченные большей частью равнодушны к политическим событиям, к своим семьям, к окружающему строю, Искусству и его великим произведениям. Их семьи разрушаются, дети становятся такими же алкоголиками или дебилами, равнодушно относящимися к Искусству, Религии, Инакомыслию.

Очень сложным и двойственным остается отношение уравнительного идеала к Войне и Искусству. В принципе Война действительно не нужна уравнительному социализму, с точки зрения его идеала она — лишь бессмысленное растрачивание человеческой энергии. Если на всей земле победил бы унитарный, единообразный строй, то Войне не осталось бы места: зачем? Ведь у всех членов единообразного сообщества были бы равное имущественное положение, поведение, «права» и обязанности. Какой смысл сохранился бы за Войной, если все люди на Земле, от Европы до Америки, от Антарктиды до Гренландии, были бы заняты единым трудом на благо общества, тоже единого и монолитного?

Но к великому сожалению уравнительного идеала, мир остается разделенным на несколько «лагерей». Единообразия во взглядах нет в любом из них и между ними. Мировоззрение единомышленников хотя и отличается от собственного микроскопически, заставляет расценивать своих соседей как инакомыслящих — и тут возникает Война, ведущаяся с тем большей жестокостью и ожесточенностью, что она возникла между странами, испытывающими преклонение перед идеалом пратолпы.

Не менее парадоксально и действенно отношение уравнительности к другому явлению, входящему в древнейшее ядро социальных феноменов, возникших на заре истории, — Искусству. Уравнительности как таковой Искусство не нужно, она в нем не нуждается. На первых порах революции все Искусство отвергалось как «буржуазное». Однако вскоре поняли, какую реальную силу и опору имеет Искусство в людях, и потому начали создавать свое, особое Искусство. В принципе такая задача не противоречит пратолповым идеалам, как мы помним, психофизиологическая реакция, лежащая в основе Искусства, возникла еще в предыстории. Надо было, однако, создать такое искусство, которое, не нарушая единомыслия, еще крепче сплачивало бы массы в борьбе за идеалы уравнительности. И оно возникло… «Кто там шагает правой? — грозно спрашивал поэт, требуя единообразия действий в жизни, в политике, в искусстве, — и командовал: — Левой! Левой! Левой!» На уровне этих требований искусство сохранялось весьма долго. Инакомыслие безуспешно пыталось прорваться в сферу Искусства через барьеры аппаратного контроля за его чистотой и «пролетарской незапятнанностью» — и регулярно терпело крах. Его выкорчевывали в двадцатые годы наганом, в тридцатые — Гулагом, в сороковые и позже — тюрьмами, постановлениями о журналах «Звезда» и «Ленинград», психушками, выдворениями из страны и вытеснениями из творческих Союзов. При всех разнообразиях этих мер верх неизменно брала унитарная серость.

Итак, общечеловеческий идеал уравнительности по всем своим статьям соответствует образу жизни, который вели палеоантропы. Анализ доказывает: общечеловеческий идеал, закрепленный в системе программных требований уравнительности, есть не что иное, как идеал в принципе реакционный, нечто безнравственное, бесчеловечное, влекущее нас назад, к предыстории.