Власть предыстории - [72]

Шрифт
Интервал

Таковы политические корни трудовой гипотезы, о которых невозможно не помнить, ведя научные споры.

III. О целях Истории

В философской литературе понятие «конечной цели» связывается с понятием «идеала». «Людей и некоторые социальные системы, частью которых являются люди, отличает то, что они могут стремиться к результатам и состояниям, достижение которых, как им хорошо известно, невозможно. Дело в том, что само продвижение к этим недостижимым состояниям приносит им удовлетворение. Такое продвижение называется прогрессом, а конечное состояние — идеалом»[265]. Сила этой точки зрения в краткости и философской точности самого понятия «идеал», слабость легко обнаруживается хотя бы в том, что исторический процесс извилистее, чем приближение к идеалам, иначе общество было бы похоже на непрерывно самоусовершенствующуюся систему, История напоминала бы не живую извилистую реку, а прямой канал, вырытый по намеченному плану.

Итак, постулируем: идеал — это некий набор последовательных целей, к которым стремится человек или его объединения. Пожалуй, наиболее важное свойство общечеловеческих идеалов — их природная сущность. Как писал русский философ-педагог XIX века П. Ф. Каптерев, идеал личности почерпается из разных источников — один из антропологических, другой — из социологии, то есть из общества[266], личность впитывает в себя комплекс нерешенных человечеством целей скорее стихийно, чем сознательно, словно усваивая их из воздуха. Именно поэтому общечеловеческий идеал содержит в себе не только сиюминутные требования к образу жизни и воззрения на мир, но и требования минувших веков. Он всегда некий итог, обращенный к будущему. Идеал крепкими нитями связан с Историей и уходит своими корнями в глубочайшие пласты нашей психики, образуя непрерывную цепь с предысторией. Предыстория и История суть два колодца, откуда человек черпает свои фундаментальные идеалы.

Рассматривая природную суть общечеловеческих идеалов, можно обнаружить, что все они обращены либо в прошлое, либо в будущее. Идеал, обращенный в прошлое, имеет отрицательный знак; в будущее — положительный, знак надежды и борьбы. Эта полярность подчеркивается самой структурой идеалов, отраженной в смысловых противопоставлениях: в эстетике четко противостоят идеал безобразного и идеал прекрасного; высокая нравственность контрастирует с аморальностью; общественно справедливое противопоставляется общественно несправедливому. В таком общем виде они как будто не связаны с предысторией… Однако, если мы посмотрим на их конкретное содержание, связь с палеолитом обнаружится тотчас!

Возьмем, к примеру, общечеловеческие идеалы прекрасного и безобразного, почти не изменившиеся на протяжении тысячелетий.

В чем красота облика человека? Высокий лоб, как бы символизирующий разум; гордо откинутая голова, венчающая изогнутую шею; разворот широких плеч, четкая вертикальная линия спины, чуть изогнутая в поясе; длинные, прямые ноги с хорошо развитой ступней, приспособленной для бега, — эти черты запечатлены на рисунках кроманьонцев и в силуэте Ники Самофракийской, в рельефе из храма Ахетатона «Поклонение фараона Эхнатона солнцу» и в скульптуре танцовщицы на пьедестале в Чакье. Внешние признаки, образовавшие общечеловеческий идеал, были в течение миллионов лет маяками естественного отбора в сообществах гоминид, привели, в конце концов, к появлению человека и закрепились в сознании как подлинная красота людей, став «гранью», отделяющей их от животных.

В противоположность прекрасному идеал безобразного составляет набор внешних черт, свойственных убегающему в глубь веков ряду гоминид: сгорбленная линия спины, скошенный подбородок, кривые ноги, плохо приспособленные для двуногого бега. Вспомните облик Квазимодо, и все сразу станет ясным.

Свою полярность имеет и нравственный общечеловеческий идеал, зафиксированный, к примеру, в религиозных заповедях. «Не укради», «не прелюбодействуй» и т. д. — тезисы морали, рассчитанной на общество людей и изложенные самым общим образом. Если перевернуть их смысл, то получится следующее: «бери все, что хочешь, — это дозволено», «бери любую женщину — и это позволено». Очевидно, то был мир дочеловеческий, сообщество палеоантропов, где дозволялось делать все, что не нарушало требований пратолпы.

Применяя тот же прием перевертыша, можно сформулировать набор нравственных антиценностей, которые мы, люди, вроде бы инстинктивно, словно они претят нашей природе и воспитанию, станем отрицать и по поводу которых принято негодовать. Тем не менее, этот набор в ходу, он практически используется в качестве нравственного идеала, обращенного в сторону, противоположную от цели людей, к уходящему в предысторию ряду гоминид.

Мы видим две противоположные тенденции в области нравственных и эстетических идеалов. Гораздо сложнее различить полярность в представлениях об идеальном общественном строе. Трудность в том, что прогрессивный и реакционный идеалы, затрагивая интересы людей, принадлежащих разным слоям и категориям, выдают себя за самый справедливый строй на земле. И хотя один из общественных идеалов открывает человечеству путь вперед, а другой, скрывая свои подлинные истоки, тянет нас назад, в бездну предыстории, оба они стремятся опереться на достойный человека нравственный критерий, которому мы привыкли доверять.


Рекомендуем почитать
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.