Власть предыстории - [15]

Шрифт
Интервал

В чем же дело, каким образом можно объяснить, что на протяжении многих миллионов лет именно рубило, зажатое в кулаке с помощью противопоставленного прочим большого пальца, играло главную роль в арсенале боевых средств наших предков?

III. Частичная безволосость

Определение человека как «безволосой» или даже «голой» обезьяны — неверно. Оно не соответствует истине. У людей, как известно, волосяной покров сохранился частично и имеет три разновидности; первая — длинные волосы. Они покрывают верхнюю поверхность головы, образуют бороду, усы, растут в области лобка, в подмышечных ямках. Вторая — щетинистые волосы на бровях и ресницах. Третья — пушковые, они растут на остальной поверхности кожи.

Разумеется, частичную безволосость нельзя считать специфическим человеческим свойством, но она, как и двуногое хождение, как будто бы противоречит требованиям естественного отбора. В самом деле, наши предки, жившие в саванне, подвергались и сильному холоду, и сильной жаре. В обоих вариантах надежная волосяная шкура могла предохранить тело гоминид как от переохлаждения, так и от перегрева. В чем же приспособительный смысл безволосости?

Если не считать «земноводную» гипотезу, то на этот счет выдвинуты два предположения. Одни полагают, что волосяной покров исчез у гоминид потому, что он «стал неудобен из-за обилия паразитов…»[51] Другие считают, что в саванне по сравнению с лесом выше солнечная радиация, гоминидам понадобилось больше потовых желез, отчего частично исчез волосяной покров[52].

Думается, обе гипотезы неубедительны. Непонятно, почему у австралопитеков и питекантропов должно было быть больше паразитов, чем у обезьян? Кстати, обезьяны неплохо справляются с паразитами, у них существует эффективная процедура «обыскивания». Что касается саванного варианта, то он наталкивается на то же возражение, которое выдвигалось по отношению к двуногости: ведь другие животные, живущие в саванне, не облысели — почему же это произошло с гоминидами? В жарком климате живут и процветают животные с густым волосяным покровом, который — по принципу действия теплого туркменского халата — позволяет им в жару сохранять постоянную температуру тела, не переохлаждаться и не перегреваться, делая их не слишком зависимыми от погодных изменений.

Но, самое главное, почему сохранилась у людей шапка волос на голове, хотя она достаточна разве лишь для того, чтобы прикрыть плечи от прямого дождя? Чем вообще вызван факт частичной безволосости человека?

Вопросы эти и по сию пору остаются открытыми, на них нет достаточно убедительного ответа.

Следующие две особенности человека представляют некую странность для принципов биологической эволюции вообще. Дело в том, что природа, как правило, не создает значительных излишков, хотя, разумеется, в биологических «конструкциях» всегда заложен известный запас «прочности», «энергии» и т. д. Естественно, этот запас не может быть слишком велик и слишком мал: в обоих случаях это создало бы для животного узкие рамки существования. Любая экстремальная ситуация без таких запасов могла бы закончиться для него трагически. С другой стороны, чересчур вольный запас тоже нежелателен: он требует значительных энергетических и пищевых затрат, а потому становится обременительным и следовательно, оставляет меньше шансов для выживания. Запасенные ресурсы непременно должны иметь свойство вступать в строй при кризисных условиях. Если это жировой подкожный слой, то в условиях голодания он обязан на какой-то срок заменить пищу. Если это ресурс мускульный, то в чрезвычайных обстоятельствах он должен растормаживаться, чтобы спасти животное от смерти.

«Природа не делает ничего лишнего, — утверждал еще Иммануил Кант, — и не расточительна в применении средств для своей цели»[53]. Вся суть, однако, в том, чтобы правильно понять ее цели. Обычно же мы подставляем под логику природы свою собственную, исходя из понятных нам задач и путей их достижения. Если мы попробуем подойти к некоторым ресурсам, которыми обладает человек, то нам покажется, что многое в нем создано вопреки этому кантовскому принципу. Человек обладает такими запасами силы, скорости, мозговых возможностей, которые в практике человека за всю его историю никогда, по-видимому, не вводились в строй, несмотря на то, что в экстремальных ситуациях они могли бы спасти ему жизнь.

IV. Скрытые мускульные ресурсы

Давно известно, что сила и скорость передвижения человека намного превосходят его реальные двигательные возможности. Даже те из нас, кто хорошо физически тренирован, намного слабее самих себя в силе и медлительнее в беге. Подлинные мускульные потенции остаются законсервированными и при всем нашем желании мы не в состоянии прибегнуть к их скрытым ресурсам. Даже при длительных спортивных упражнениях мощность человека не превышает 70 % возможной[54]. При сокращении одно мышечное волоконце способно развивать усилие в 100–200 мг, всего в теле человека имеется примерно 15–20 миллионов таких волокон, общее их усилие — до 30 тонн. Однако предельное сокращение мышцы возможно лишь при раздражении электрическим током со специально подобранной частотой. При волевом усилии даже у лучших атлетов мира сила сокращения мускульных волокон составляет не более 60 % возможностей. То есть они на 40 % слабее самих себя


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.