Власть - [5]

— Ох, как чешутся руки! — доносился сильный баритон какого-то долговязого лейтенанта с длинными руками, вылезающими из рукавов выцветшего мундира. — Никак не дождусь, когда мы прижмем этих фрицев…

Офицеры и солдаты сновали по залам, мелькали у входов. Воинские подразделения сосредоточивались во дворе и на ближайших улицах. Около ворот резко останавливались или срывались вперед мотоциклы, машины.

— Василиу, вы установили ориентиры?

— Установил, господин майор, до южной заставы.

— Хорошо! Идите сюда! Какой приказ вы отдали солдатам?

Долговязый лейтенант, посмотрев в глаза командиру, без колебаний ответил:

— Господин майор, я отдал приказ, который продиктовало мне мое сердце. — И он попытался это объяснить: — Вы мне приказали поступать по обстоятельствам…

Майор сжал ему руку у локтя и голосом, не терпящим возражений, произнес:

— В такой час я не нуждаюсь в объяснениях, Василиу. Ясно, что вы поступили в соответствии с приказом.

И хитрая улыбка на секунду заиграла в уголках его губ.

— В соответствии с приказом, господин майор! Единственная задача — покончить с немцами! — радостно произнес лейтенант, довольный, что его поняли с полуслова. Такую же радость не могли скрыть перед этим его солдаты, когда он отдавал такой же приказ.

— Хорошо, теперь у вас будет другая задача, — сказал майор. — Надо разыскать одного университетского профессора и спрятать его понадежнее.

Лейтенант выслушал майора, а потом мягко произнес:

— Понятно… Но я не могу наступать на собственное сердце, если вы, господин майор, считаете, что именно я…

— Василиу, мы давно знаем друг друга.

В голосе майора звучали упрек и порицание. В нем было нечто официальное и одновременно дружественное. Это, вероятно, и прибавило лейтенанту смелости:

— Именно потому, господин майор, только потому, что мы знаем друг друга давно, я позволил себе доложить вам; вы же знаете, что мы давно ждем момента, когда двинемся против гитлеровцев, и именно теперь…

Майор улыбнулся его горячности, но поощрять лейтенанта не стал.

— Только потому вам и ставится эта задача. Представители патриотической гвардии попросили у нас верного человека, который шел бы от имени командования. Вероятно, профессор представляет какой-то особый интерес в связи с восстанием. Вы учились в политехническом институте и, полагаю, знаете профессора… Но самым важным в этом выборе является то, что профессор живет в квартале, наводненном немцами, а вы умеете выпутываться из подобных обстоятельств. Лейтенант Василиу, вы знаете этот квартал или нет? — И он хитро посмотрел на него, потом дружески хлопнул по плечу.

Лейтенант пробормотал:

— Конечно… Но почему такой большой интерес проявлен к профессору именно теперь, когда началось вооруженное восстание?

В глазах майора светилось радостное чувство удовлетворения.

— Вот именно поэтому, Василиу! Постарайтесь побыстрее выполнить это задание и возвращайтесь. Обещаю оставить несколько эсэсовцев специально для вас! — пошутил он. — Пойдете с ним… — показал он на кого-то в углу комнаты.

Только теперь лейтенант заметил чернявого человека с шапкой в руке, невысокого, но крепко сложенного, внешне сдержанного, с живым, несколько ироническим взглядом.

— Гаврилэ Дрэган, — солидно представился человек и протянул руку с растопыренными пальцами.

— Лейтенант Василиу, — произнес офицер без особого восторга.

— Господин лейтенант, вы знаете этого профессора?

— Знаю!.. — Но это «знаю» прозвучало в низком и звучном голосе военного как «а ну его!..»

Дрэган окинул лейтенанта дерзким взглядом, словно говоря: «Трудновато поддаешься, батенька! Коль у тебя что не клеится, так чего же дуться на весь свет?» И, словно угадав его мысли или, может быть, только почувствовав его взгляд, сухощавый, словно нехотя двигавшийся лейтенант произнес тоном, в котором угадывалась манера говорить все напрямик:

— Милостивый государь, у вас в таких обстоятельствах, кроме как ходить за стариками вроде этого профессора, нет никаких более важных дел? Восстание продолжается вот уже несколько часов. По всей стране люди воюют. А мы вдвоем…

Дрэган удивленно посмотрел на него. Он ожидал услышать слова раздражения, но отнюдь не такой прямой вопрос, который ему самому хотелось бы задать. И это взбесило его. Он решил поставить лейтенанта на место. Где-то в глубине души ему нравилась манера лейтенанта говорить то, что думаешь. Да, по всей стране развертывается восстание! Но поскольку и ему самому это первое после освобождения задание не пришлось по сердцу, он мягко ответил:

— Господин лейтенант, я человек простой, необразованный, но знаю одно: задачи, которые ставит мне партия, для меня самые главные.

Было видно, как за стеклами очков у офицера сверкнули глаза, он смерил взглядом Дрэгана и язвительно произнес:

— Восхищаюсь вашим доверием к партии, в которую вы входите! — Лейтенант говорил с чувством превосходства, словно оценка была его исключительной прерогативой. — Если бы наш народ в самом деле имел партию, заслуживающую доверия людей, он давно вышел бы из того тягостного тупика, в котором пребывает вот уже десятки лет, но это… это не меняет моего мнения о том, насколько бессмысленно посылать двух человек терять время на поиски какого-то старика, будь он даже профессором университета, именно теперь, когда каждый румын обязан убить хотя бы одного гитлеровского солдата. — Он произнес это с едким высокомерием, полагая, что его мнение безапелляционно.