Владыка Океана - [17]

В конце концов, я утомился этой бесплодной возней и заснул. Только сон оказался еще более реальным, чем предыдущий. Правда, гораздо приятнее.

Мне приснилось, что я поднимаюсь на стену, выходящую на океан. Стою и смотрю в воду, зеленую, мерцающую от луны — и вдруг мне начинает страшно хотеться прыгнуть туда.

Безумная мысль. Стена очень высока; я отчетливо видел, как океан плещет в каменные контрфорсы метрах в двадцати внизу. Я в принципе не мог себе представить прыжок с этой высоты — несколько секунд я не мог даже дышать от холодного спазма в груди. Но мне вдруг показалось, что оттуда, из этих лунных волн меня зовет Летиция.

Вот тут, господа, я и осознал, что это только сон. И с бредовой свободой сна и таким же бредовым бесстыдством я стал раздеваться, глядя на эту далекую воду. Черр-рт, государи мои, как глупо, но у меня вылетело из головы, что вообще-то наяву я не умею плавать. Самый большой водоем, в котором я до этого купался, был, видите ли, обычным бассейном длиной с две стандартных ванны и глубиной мне по пояс.

Но во сне люди умеют не только плавать, но даже летать.

Я разделся догола и бросил одежду на зубцы стены. А потом некоторое время стоял между зубцами так, что океан был у меня прямо под ногами — и наслаждался чудовищно странным состоянием спокойной готовности к самоубийству. Я же знал, что не утону во сне — это уж, пардон, никак не возможно — но сон был так ярок, что я чувствовал кожей холодный ночной ветер.

Решиться на прыжок оказалось непросто, но я подумал, что глупо трусить во сне. Я зажмурился и шагнул вперед.

Сначала была невесомость полета. Потом я ушиб ноги об воду так сильно, будто прыгнул с крыши на асфальт. Во сне так обычно не бывает. А потом меня окружила сплошная вода, плотный зыбкий холод — и я понял, что тону.

Я открыл глаза, увидел вокруг зеленоватую тьму и ощутил, что опускаюсь на дно, как камень. Но я не чувствовал удушья. В какой-то миг я сообразил — я вдыхаю воду! Я вдыхаю воду! Наверное, так делают рыбы!

Это открытие, господа, как-то освободило меня, я смог двигаться. Я вытянул вперед руки и оттолкнулся от воды — на диво легко вышло, и я увидал, что мои руки… как это говорится…

Я перестал быть собой, государи мои — вот было чудно, право! Я стал каким-то гибким серебряным существом, покрытым чешуей; мои пальцы удлинились, между ними появились перепонки. Ноги, мне показалось, соединились вместе, и с ними сталось что-то, не менее странное: они так легко и упруго гнулись, будто пластиковые или резиновые, на них, наверное, тоже появились перепонки, или, может быть, хвост, я не знаю.

В тот миг я не мог понять, во что превратился. Мне пришел на ум морской змей или некая уморительная сирена мужского пола, если такие бывают в природе. Но, как бы то ни было, ощущения оказались упоительными. Я скользил, парил в воде, освещенной луной, как в небесах. О, это было дьявольски легко и необыкновенно приятно — я чувствовал, хоть и не понимал, чем, вкус соли и йода, а океан нес и качал меня, как и тех рыб, которые скользили вокруг какими-то серебряными тенями…

И вот тут, господа, я увидел Летицию.

В первом сне я не усомнился, что вижу предка Эдгара, хотя он был не похож на портрет. А во втором у меня не возникло ни малейших сомнений, что чудесное создание, которое выскользнуло из зеленоватой лунной мглы, серебряное, необыкновенно изящное, с пышнейшими волосами, колышущимися вокруг точеной головки, будто плавники у вуалехвоста — это она, Летиция.

Глаза у нее теперь были громадные, выпуклые, сияющие, а нижняя часть лица — почти человеческая, если бы не что-то вроде жаберных щелей, идущих от скул по линии нижней челюсти. Но тело не имело ничего общего с рыбьим — шейка, плечи и, пардон, бюст теперь покрылись мелкой серебряной чешуей, но остались при этом почти прежними, восхитительными. Ее ножки, действительно, соединились в подобие хвоста, то ли рыбьего, то ли змеиного, в колеблющихся плавниках, чудесной грации и гибкости. Я не мастер описывать такие небывалые вещи, господа — а оттого вам, вероятно, сложно себе представить все очарование этого прекрасного существа, увы… Этой…

Да, мои дорогие, этой дщери Океана. Тогда, во сне, я это ни с чем не связал — понял куда позже. Тогда-то у меня на уме не было никакой дедукции — сплошная эстетика. Разве что несколько разбавленная малопристойными мыслями…

Ах, милостивый государь, только не надо вот этого! Если дело было бы лишь в моей болезненной фантазии, я вообще не упомянул про этот сон. Все впоследствии оказалось гораздо интереснее. И прошу впредь оставить шуточки на тему "дельфин и русалка", как вам не совестно! Если человеку и тяжело представить себе, каковы русалки в определенные моменты бытия, то я, видите ли, смотрел тогда отнюдь не с человеческих позиций. Пресловутые дельфины, а так же акулы и прочие подобные существа, к вашему сведению, господа, проводят всю жизнь — и медовый месяц в том числе — в океане, но хвосты на месте человеческих ног их личным отношениям не мешают.

И нам не помешали. И я немедленно прекращу рассказывать, если вы, мой милый, будете настаивать на подробностях. С вас вполне достаточно откровенности. Лучше уж я расскажу о… ну, друзья мои, как уж расскажется.