Владычица небес - [72]

Трилле поднял голову к небу и тоже вгляделся в равнодушное круглое лицо луны. Вот темные пятна проказой выступили на нем, потом побледнели и исчезли. Прилетевшая с севера туча на несколько мгновений заволокла источник света и уныния, но лучи его все равно падали вниз сквозь ее прорехи. Жизнь продолжалась, но — без Конана.

Трилле прижался ухом к груди друга. Сердце его молчало. Напряженно вслушиваясь в пустоту, еще совсем недавно заполненную чистой, сильной и яркой, словно первая звезда, душой киммерийца, бродяга шепотом диктовал ей необходимый ритм: так-так-так-так… Пальцы его, крепко вцепившиеся в ворот Конановой куртки, сводило судорогой, когда ему чудился отклик сердца варвара. Но стоило ему замолчать, как он снова слышал одну лишь тишину — никакого, даже самого слабого звука не сообщала она.

Повелитель Змей осмотрелся. Смерть была повсюду; повсюду были ее следы. Однако пальмы стояли как прежде, вытянувшись струною и раскинув огромные листья, примятая мокрая трава уже высыхала и выпрямлялась, по крышам приземистых хижин дикарей гуляли лунные лучи, удав свернулся кольцом у ног своего короля и взирал на него сквозь мутную белую пленку, затянувшую большие продолговатые глаза. Да, жизнь продолжалась и будет продолжаться, но — без Конана.

Трилле задрал подбородок вверх, уставился на эту подлую луну, коей было совершенно наплевать, жив ли варвар, мертв ли, и тихо завыл.

Часть третья. ВЛАДЫЧИЦА НЕБЕС

Глава первая. Странствия Богини Судеб

Прошлой ночью она вернулась в Аргос. Позади Гиркания, Кхитай, Вендия, Иранистан, Черные Королевства, Стигия и Шем. Она обошла весь свет за пятьдесят два года, но лик ее остался так же бел, свеж и прекрасен. Вот только пальцы, не выпускавшие веретена, были ободраны в кровь. Она знала, что сие означает: срок ее выходит. Скоро, совсем скоро вместо нее пряжу человеческих судеб возьмет в свои руки другая. Она ничем не будет похожа на нее и уж конечно не расстанется с магическим Лалом, хотя бы морем слез залило ее ноги…

Маринелла вспомнила, как сама лишилась камня. Великий Пожар, вспыхнувший в Боссонских топях, за день всего приблизился к Аквилонии и сжег дотла все деревни в окрестностях Таурана. Маринелла жила тогда в Кампасии — маленьком северном городке — у вдовы портного. Ей не нравилось здесь. Вечно серое небо, затянутое тучами, угрюмые лица вокруг, низкие Дома грязно-желтого камня — ее светлая душа жаждала солнца и улыбок, а потому, когда пряжа наконец закончилась, она ушла — подале отсюда, в теплые края. Однако только половину луны провела она в пути. Весть о Великом Пожаре настигла ее на подходе к Деревне. Дорогу заполонили телеги, повозки, груженные всевозможным скарбом, всадники и пешие. Все, все спешили скрыться от страшной беды; пять дней и пять ночей не стихали плач и крик — они достигали неба, облаков, звезд, но не ушей богов; те безмолвствовали.

И тогда Богиня Судеб отправилась обратно. Она не боялась огня — ибо что стихия против вечности? — она желала помочь. Может быть, кто-нибудь немощный остался под развалинами? Или не в силах бежать прочь? Но едва она подошла к воротам Кампасии, распахнутым настежь, как с неба полилась вода.

Здесь уже некому было приветствовать долгожданный дождь. Черные остовы построек, черные голые деревья, черная земля — и пустота. Ни голоса, ни даже стенания не раздавалось из страшных провалов окон, из подвалов, с улиц. Маринелла прошла к дому вдовы портного, но не нашла ни дома, ни старухи. Только огромное выжженное пятно да куча угля на том месте, где стоял тополь-великан, под которым она любила прясть золотистые нити.

Потом люди вернулись в город. Она ожидала ликования — ведь пожар кончился — и была удивлена и раздосадована, когда вновь услышала плач, увидела мрачные лица. Они плакали о своих жилищах, об узких и кривых, но таких уютных улочках, о всем родном городе, превратившемся в груду пепла и угля. Но на то они и были люди. Поняв мудрость сию, Маринелла улыбнулась сквозь слезы и принялась вместе с жителями Кампасии расчищать пространство для новых построек. Только из чего возводить эти постройки? От жара камни раскололись, деревья и вовсе сгорели…

Тяжелые дни наступили для аквилонцев. Король отказал им в казне; нобилей и прежде мало волновали беды смердов — они-то отстроились быстро и еще пышнее прежнего, поскольку в золоте недостатка не было.

Богиня Судеб, взирая на горе одних и радость других, раздумывала недолго. Отыскав в шалашах близ Кампасии сапожника — самого уважаемого в городе человека, — она отдала ему рубин, дабы тот смог отправить в далекие края подводы за камнем и стеклом. Счастью его, да и всех прочих простолюдинов, уже отчаявшихся заново построить себе жилье, не было предела…

Много, много позже Маринелла узнала: ее рубин в ту лее ночь украл слуга графа Де Плоньо, а потом последний продал его королю Паландии. Дальнейшую судьбу магического Лала не ведала даже Богиня Судеб…

* * *

— Маринелла! Поди принеси воды!

Голос Шелы прервал поток печальных воспоминаний Богини Судеб. Она поднялась, легко подхватила со скамьи тяжелую деревянную бадью и пошла к колодцу. За пять дней своего пребывания здесь она привыкла видеть эту девушку такой, какой она была на самом деле, а не такой, какой она многим казалась. И капризные нотки, звучавшие в звонком голоске, уже не смущали ее. Шела была доброй, очень доброй, и очень скромной, отчего и старалась изо всех сил выглядеть злючкой.