Владукас - [2]

В этот момент, действительно, как бы две смерти смотрели на меня: сапоги часового и голод. А я стоял между ними такой маленький, худенький, вровень с колесом, прижимаясь к холодному железу.

И все-таки страх перед смертью-голодом и договор с Мухой подавили во мне все остальные чувства. Я решил терпеливо ждать, пока рубашка наполнится зерном до краев.

Вдруг часовой подошел к вагону ближе обычного и… остановился. Чего-то ждет. На меня навалился ужас. «Наверное, он заметил меня!» — пронеслась молнией мысль, и меня снова охватил инстинктивный порыв спасаться бегством, но ноги почему-то не побежали, словно приросли к земле, а руки почему-то не бросали мешочек с зерном, словно в нем и заключалась жизнь. Дрожа всем телом, я пластырем прилип к вагонному колесу.

Т-з-з… Ббац! — ударил гром. Это, наконец, повернулись каблуки часового. «Тик-тик-тик…» — ожило мое сердце, и я решительно выдавил из себя: «Хватит». Зажал мешочек с зерном между ног и, изловчившись, заткнул щель в обшивке вагона. Осторожно, задом, бочком, попятился от рокового колеса, потом побежал и свалился под железнодорожную насыпь. Привстав, оглянулся и увидел Муху. Он держал в руках рубашку с узлами на рукавах и, согнувшись в три погибели, на четвереньках, как зверек, пробирался к вагону. Не знал я тогда, что вижу его в последний раз. Он махнул мне рукой: «Уходи!». От пережитого страха и нахлынувшей неожиданно радости я схватил в охапку свой драгоценный груз, кубарем скатился с откоса, вскочил на ноги и припустился домой, не сознавая, что бросил своего друга на произвол судьбы, так и не узнав, удастся ли ему набрать зерна. Мое сердце, казалось, превратилось в барабан. Оно выстукивало: «Скорей домой!.. Скорее домой!.. К маме!..» А в голове застряла одна мысль: «Слава богу, мне повезло!.. Часовой меня не заметил! Слава богу!..»

Но повезет ли Мухе?

2

Хлеб! Настоящий пшеничный хлеб! Даже не верилось, что я держу его в руках. Он спасет нас с мамой от голодной смерти. Это драгоценный эликсир жизни! Мама растолчет зерно в чугунной ступе, превратит в муку, примешает к ней сушенного липового листа, чтобы надольше хватило, и испечет настоящий хлеб!.. До войны я его ел вволю, но теперь почему-то не верилось в это. Казалось, что «до войны» было во сне, а в действительности всегда существовали голод, смерть и борьба за выживание. Однако и в действительности иногда происходят изумительные вещи, похожие на сон. Например, сегодняшний случай. Я раздобыл целую рубаху зерна. Оно продлит нашу жизнь еще на два-три месяца, а там, может быть, и война закончится. Мы спасены!

С этими мыслями я бежал домой, не чувствуя под собой ног. Мешочек с зерном согревал мое все еще дрожащее тело и наполнял детскую душу какой-то неизъяснимой живительной силой. Хлеб! Настоящий, чистый хлеб! Вот мама обрадуется! Лишь бы по дороге никто не отобрал. Любой полицай может позариться на такой мешочек. Поэтому я старался бежать по задворкам. Радость моя была так велика и мысли мои были настолько заняты ею, что я совершенно не обратил внимания на необычное движение немецких частей в городе и заплаканные лица женщин, изредка попадавшихся мне на пути. А между тем в городе что-то произошло. Кругом царила суматоха, и никому не было дела до маленького мальчика, несшего под мышкой подозрительный мешочек. Что же случилось?

Теперь-то я знаю, что. Город Дятьково Орловской области (ныне Брянской), где я тогда жил, находился в тылу немецких позиций на так называемом Орловском плацдарме, который представлял собой огромный выступ немецкого фронта. Этот плацдарм был создан еще осенью 1941 года. Линия его проходила между городами Кирово и Людиново, Белёвом и Волховом, севернее Мценска и далее по реке Зуше. Гитлеровцы укреплялись здесь в течение двадцати двух месяцев, замышляя двинуть отсюда войска на север и северо-восток с тем, чтобы окружить силы Красной Армии, расположенные по дуге Курского выступа, уничтожить их и развить наступление на Москву.

Наступление немецких войск началось 5 июля 1943 года. Накануне Гитлер издал приказ, в котором говорилось, что «германская армия переходит в генеральное наступление на Восточном фронте», что удар, который нанесут немецкие войска, «должен иметь решающее значение и послужить поворотным пунктом в ходе войны». Гитлер уверял свое воинство, что — «это последнее сражение за победу Германии».

Но каково же было смятение и испуг немецкого командования, когда вместо ожидавшегося отступления и паники советские войска 12 июля нанесли мощный контрудар германским войскам, а затем сами перешли в наступление. 5 августа был освобожден Орел — центр немецкого стратегического плацдарма. Фронт приблизился к Дятькову.

Терпя поражение за поражением, новый немецкий командующий, генерал-полковник Модль потребовал от своих войск при отступлении уничтожать все живое на русской земле. По его приказу немцы расстреливали ни в чем не повинное мирное население и выжигали целые города, села и деревни, превращая их в «зону пустыни». А Дятьковский район к этому времени уже был «зоной пустыни». Жителей его, оставшихся в живых, в том числе и нас с мамой, ожидала другая участь. Мы были смертниками, которыми гитлеровцы прикрывались, как живым заслоном, посылая нас на минные поля, чтобы самим выйти из партизанского окружения. Смертников заставляли рыть окопы, заготовлять колья для проволочных заграждений, рубить просеки на лесных дорогах. Они или плелись в хвосте отступающих, или посылались вперед под пули и снаряды, ехали в первых вагонах, чтобы обезопасить железнодорожный путь для немцев. Для этих целей гитлеровцы старались сохранить часть мирных жителей, не исключая детей и старух: если они останутся живы и пройдут через горнило заслонов, их погонят дальше, на германскую каторгу.