Владимир Высоцкий. Сочинения в 2-х томах - [22]

По причине попадали, без причины ли, —

Только всех их и видали — словно сгинули.

     Страшно, аж жуть!

Из заморского из лесу,

          где и вовсе сущий ад,

Где такие злые бесы —

          чуть друг друга не едят, —

Чтоб творить им совместное зло потом,

Поделиться приехали опытом.

     Страшно, аж жуть!

Соловей-разбойник главный

          им устроил буйный пир,

А от их был Змей трехглавый

          и слуга его — Вампир, —

Пили зелье в черепах, ели бульники,

Танцевали на гробах, богохульники!

     Страшно, аж жуть!

Змей Горыныч взмыл на древо,

          ну — раскачивать его:

«Выводи, Разбойник, девок, —

          пусть покажут кой-чего!

Пусть нам лешие попляшут, попоют!

А не то я, матерь вашу, всех сгною!»

     Страшно, аж жуть!

Все взревели, как медведи:

          «Натерпелись — сколько лет!

Ведьмы мы али не ведьмы,

          патриотки али нет?!

Нáлил бельма, ишь ты, клещ, — отоварился!

А еще на наших женщин позарился!..»

     Страшно, аж жуть!

Соловей-разбойник тоже

          был не только лыком шит, —

Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа,

          ты, заморский паразит!

Убирайся без бою, уматывай

И Вампира с собою прихватывай!»

     Страшно, аж жуть!

…А теперь седые люди

          помнят прежние дела:

Билась нечисть грудью в груди

          и друг друга извела,—

Прекратилося навек безобразие —

Ходит в лес человек безбоязненно,

     И не страшно ничуть!

<1966 или 1967>[89]

ПЕСНЯ О НОВОМ ВРЕМЕНИ

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, —

Значит, скоро и нам — уходить и прощаться без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!

И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.

Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,

На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

О войне будут детские игры с названьями старыми,

И людей будем долго делить на своих и врагов.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девушки сменят шинели на платьица, —

Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..

<1966 или 1967>[90]

ГОЛОЛЕД

Гололед на Земле, гололед —

Целый год напролет гололед.

Будто нет ни весны, ни лета —

В саван белый одета планета —

Люди, падая, бьются об лед.

     Гололед на Земле, гололед —

     Целый год напролет гололед.

     Гололед, гололед, гололед —

     Целый год напролет, целый год.

Даже если всю Землю — в облет,

Не касаясь планеты ногами, —

Не один, так другой упадет

На поверхность, а там — гололед! —

И затопчут его сапогами.

     Гололед на Земле, гололед —

     Целый год напролет гололед.

     Гололед, гололед, гололед —

     Целый год напролет, целый год.

Только — лед, словно зеркало, лед,

Но на детский каток не похоже, —

Может — зверь не упавши пройдет…

Гололед! — и двуногий встает

На четыре конечности тоже.

     Гололед на Земле, гололед —

     Целый год напролет гололед.

     Гололед, гололед, гололед —

     Целый год напролет, целый год.

Зима 1966/67, ред. <1973>[91]

* * *

Вот — главный вход, но только вот

Упрашивать — я лучше сдохну, —

Вхожу я через черный ход,

А выходить стараюсь в окна.

     Не вгоняю я в гроб никого,

     Но вчера меня, тепленького —

     Хоть бываю и хуже я сам, —

     Оскорбили до ужаса.

И, плюнув в пьяное мурло

И обвязав лицо портьерой,

Я вышел прямо сквозь стекло —

В объятья к милиционеру.

     И меня — окровавленного,

     Всенародно прославленного,

     Прям как был я — в амбиции

     Довели до милиции.

И, кулаками покарав

И попинав меня ногами,

Мне присудили крупный штраф —

За то, что я нахулиганил.

     А потом — перевязанному,

     Несправедливо наказанному —

     Сердобольные мальчики

     Дали спать на диванчике.

Проснулся я — еще темно, —

Успел поспать и отдохнуть я, —

Встаю и, как всегда, — в окно,

Но на окне — стальные прутья!

     И меня — патентованного,

     Ко всему подготовленного, —

     Эти прутья печальные

     Ввергли в бездну отчаянья.

А рано утром — верь не верь —

Я встал, от слабости шатаясь, —

И вышел в дверь — я вышел в дверь! —

С тех пор в себе я сомневаюсь.

     В мире — тишь и безветрие,

     Чистота и симметрия, —

     На душе моей — тягостно,

     И живу я безрадостно.

Зима 1966/67[92]

* * *

Корабли постоят — и ложатся на курс, —

Но они возвращаются сквозь непогоды…

Не пройдет и полгода — и я появлюсь, —

Чтобы снова уйти на полгода.

Возвращаются все — кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все — кроме тех, кто нужней, —

Я не верю судьбе, а себе — еще меньше.

Но мне хочется верить, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах —

Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.

Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в мечтах, —

Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.

<1967>[93]

СЛУЧАЙ В РЕСТОРАНЕ

В ресторане по стенкам висят тут и там —

«Три медведя», «Заколотый витязь»…

За столом одиноко сидит капитан.

«Разрешите?» — спросил я. «Садитесь!

…Закури!» — «Извините, „Казбек“ не курю…»

«Ладно, выпей, — давай-ка посуду!..

Да пока принесут… Пей, кому говорю!