Владимир Святой [3-е издание] - [31]

Между тем князь не подчинялся обычным законам, по которым протекала жизнь иных людей. Он отвечал за все, что творилось в подвластной ему земле, — но точно так же подвластная ему земля принимала на себя все, что происходило с князем. Поэтому принять отмщение за гибель Люта должны были все древляне. Если Ярополк принимал сторону Свенельда — а он должен был это сделать, ибо Свенельд был его воеводой, — ему надлежало начинать войну.

Однако Ярополк медлил. Согласно летописи, лишь два года спустя он начнет военные действия. Эта медлительность и позже будет отличать его. Едва ли здесь малодушие — по крайней мере в противостоянии Олегу Ярополк мог быть уверенным в своем превосходстве. Скорее здесь проявились качества, которые тоже, хотя и не часто, встречаются у правителей, — милосердие, нежелание проливать кровь, братские чувства к близкому человеку. Ведь Олег был Ярополку братом не только по отцу, но и по матери — в древней Руси это всегда связывало братьев особо прочными узами. Нам неизвестно, пытался ли Ярополк какими-нибудь мирными средствами погасить возникший конфликт. Может быть, и пытался. Однако сделать это было чрезвычайно трудно. Единственный путь — признать убийство Люта законным и справедливым. Но это означало бы разрыв со Свенельдом. Отцовский же воевода, видимо, также был дорог Ярополку. Что ж, совестливость и желание угодить всем никогда не приносят политических выгод.

Свенельд сумел добиться своего. Под 6485 (977) годом (дата спорная) мы читаем в «Повести временных лет»: «Пошел Ярополк на Олега, брата своего, на Деревскую (то есть Древлянскую. — А. К.) землю. И вышел Олег против него, и исполчились оба. Сразились полки, и победил Ярополк Олега»^{75}.

Подобный исход был предопределен, ибо силы и возможности братьев вряд ли были сопоставимы. За Ярополком стоял Киев, сильнейший и в людском, и в экономическом отношении город южной Руси. Но то, что произошло дальше, вовсе не входило в расчеты киевского князя.

После поражения в битве Олег со своими воинами бежал в город Вручий (или, по-другому, Овруч). Город был укреплен. Через ров к городским воротам вел мост, и люди, стремясь под защиту стен, теснились на нем, сталкивая друг друга вниз. В давке множество людей падало в ров, вместе с ними падали и лошади, и лошади давили людей. Среди прочих упал в ров и князь Олег[15]. Когда Ярополк вступил во Вручий, он повелел отыскать брата. Думаю, для того, чтобы помириться с ним, а не покарать его. Олега искали повсюду, но не могли найти. И тогда один из древлян сказал Ярополку: «Я видел, как накануне столкнули князя с моста». Ярополк велел очистить вручевский ров. В течение половины дня («от утра и до полудня») изо рва вынимали трупы людей и наконец среди мертвых тел отыскали тело князя Олега. Его вынесли на землю и положили на расстеленный ковер. И подошел Ярополк, и начал плакать над телом брата, а затем с такими словами обратился к воеводе Свенельду: «Смотри, этого ты хотел?!»

Да, Свенельд своего добился. Убийца его сына принял мучительную и к тому же бесславную смерть. Но ценой отмщения стала не только жизнь князя Олега, и даже не только жизнь по крайней мере десятков людей, погибших во время вручевской трагедии, но и устойчивость всего порядка, сложившегося на Руси после Святослава.

Законными наследниками отцовской власти выступали сообща все трое Святославичей. Русская земля — хоть и формально, в некоем несбыточном идеале — была их совместным владением и достоянием. Смерть, причем насильственная, одного из братьев нарушала устойчивость положения оставшихся, ставила под сомнение их «легитимность», как бы мы выразились сейчас. Ярополк «переял» «волость» своего брата, включил ее в свои владения. Внешне это, казалось, усиливало его. Но он — пускай невольно — стал виновником смерти брата; он нарушил незыблемую заповедь семейного и родового единства, нарушил предсмертную волю отца. Смерть брата еще отзовется ему. В конечном итоге она станет причиной его собственной гибели.

Понимал ли он это? Или одни только братские чувства переполняли его, когда глядел он на бездыханное тело брата? Так или иначе, но плач Ярополка не выдуман и скорбь его непритворна. («Ох, люто мне, брате мой дорогой! Лучше бы мне умереть, а тебе живу быть! — но все то сотона сотворил лукавством своим», — так передает слова Ярополка автор Никоновской летописи; но эти слова, конечно, выдумка, домысел летописца — так, по его представлениям, должен был оплакивать князь смерть своего брата.)

Ярополк винил в происшедшей трагедии Свенельда («Этого ты хотел?!» — бросил он ему в лицо). В дальнейшем мы не встретим имени Свенельда в летописи; он уйдет — в безвестность или в небытие. Но вряд ли от этого кому-нибудь станет легче.

У Олега, по-видимому, остался малолетний сын. Готовясь к войне со своим братом, он отправил его за пределы Руси. Русские летописи ничего не знают об этом. Но позднейшие чешские историки сохранили какие-то смутные предания о появлении в Моравии русского князя, сына Колги (Олега?) Святославича, племянника князей Ярополка и Владимира. Именно его считали своим прародителем представители старинного моравского рода Жеротинов