Владимир Раевский - [21]

Расследование послужило своеобразным толчком Раевскому для продолжения начатой работы «Рассуждение о солдате». В те дни он записал:

«С 18 до 30 лет — суть лета, когда человек известного роста и крепкого сложения принимается на службу военную. И… оставя семейство, земледельческое состояние… он клянется царю и службе на 25 лет сносить труды и встречать мученья с безмолвным повиновением. Клятва ужасная! Пожертвование, кажется, невозможное!..

Учение и караулы, суть обязанности, предписанные законом солдату в мирное время… Следственно, требовать строгого исполнения обязанностей от солдата, несомненно, надлежит, но облегчить участь его повелевают и религия, и устав чести! Офицер или дворянин имеет право (если он недоволен) оставить службу — офицер имеет в виду награды чести или награды денежные, для которых в нашем монархическом правлении все дворянство служит. Но солдат имеет в виду бедность, труды и смерть. Редко, очень редко без одного проступка прослужить можно 25 лет, а сделавши один проступок, он обрекается законом на вечную службу!.. Участь его была бы сносною, если б вкравшиеся злоупотребления, основанные на лихоимстве и бесчеловечии, не вырвались из пределов своих и не обременили солдата кандалами беззаконного насилия и не принудили бы его видеть в начальниках тиранов, которых он боится и ненавидит… первое зло, которое вкралось в русскую армию, есть несоразмерно жестокие телесные наказания, которые употребляют офицеры… для усовершенствования солдат, и, к несчастью и стыду, других средств большая часть из них не постигает… тех, кои дерзают приносить жалобы, или обвиняют в возмущении и наказывают и горе тому, который жаловался и остался в том же полку! Наши офицеры верить не могут, чтобы солдат мог быть когда-нибудь прав! Смело заключить можно, что из 20 наказанных солдат два только сознаются, что они наказаны справедливо… несчастный солдат, не находя нигде защиты… впадает в бесчувственное ожесточение и часто для спасения своего делает извинительный побег… Участь благородного солдата всегда почти вверена жалким офицерам… С испорченной нравственностью, без правил и ума… Малейший ропот вменяется в преступление. Жалоба метится сильнее, нежели самое преступление…»

В «Рассуждении» Раевский приводит пример из устава Петра Великого, согласно которому запрещалось самоуправие, то же подтверждалось Уставом воинским Александра, «но наши офицеры, большей частью взросшие в невежестве и не получа хороших начал, презрели все уставы и порядок, на которых основана истинная дисциплина, — приступили к доведению солдат не терпением и трудами, но простым и легчайшим средством — палками. Отсюда начались все неустройства, частые беспорядки и бесправие солдат. Солдат не ропщет на законные и справедливые наказания, но он ненавидит корыстолюбивого и пристрастного начальника».

«Рассуждение о солдате», как и «Рассуждение о рабстве крестьян», Раевский прятал подальше, однако при обыске оба эти документа были найдены и изъяты. Во время следствия Раевский пытался доказать, что он их где-то переписал. Он имел возможность уничтожить эти документы и не уничтожил, ибо они были ему очень дороги. Это плод его многолетних наблюдений и размышлений. Он надеялся, что их не обнаружат, потому как спрятал в папке, на которой для отвода глаз написал: «Извлечение из библии». Обнаружили.

Орлов не удивлялся великому числу беглых и дезертиров, но возмущался, что для прекращения этого зла начальство ввело смертную казнь для беглецов. Такой путь борьбы с дезертирами показался ему не только малоэффективным, но и варварским. Он решил испытать другие средства, которые помогли бы подействовать на души солдат, но вначале надобно было искоренить побудительные причины, толкающие солдата к бегству. Еще до расследования причин побегов он издал приказ, в котором отметил, что побеги могут случиться от разных причин, однако главные из них:

«1. Недостаток в пище и пропитании. Я не думаю, чтоб нашелся хотя один чиновник в дивизии, который не допустил солдату следуемую ему пищу, но ежели сверх чаяния моего, такие злоупотребления существуют… то виновные надолго от меня не скроются, я… предам их военному суду, какого бы звания и чина они ни были.

2…Прошу гг. офицеров… быть часто с солдатами, говорить с ними, внушать им солдатские добродетели, печась о всех их нуждах… Я сам почитаю себе честного солдата другом и братом.

3…Я почитаю великим злодеем того офицера, который следуя внушению слепой ярости… часто без причин употребляет власть на истязание солдат. От тяжести и несправедливости может родиться отчаяние, от отчаяния произойти побег, а за побег за границу наказывается смертью…»

Орлов потребовал, чтобы приказ был объявлен в каждой роте лично командиром роты, предупредил, что за неисполнение командир будет строго наказан.

Как и следовало ожидать, солдаты выслушивали приказ генерала Орлова с большой радостной верой в то, что, может быть, незаконные притеснения если и не прекратятся, то хотя бы уменьшатся.

В те годы полковник Пестель, вскрывая различные пороки армии, пришел к заключению, что многие научились обманывать начальство, а «хорошенько обманывать — есть искусство, которое частым только в нем упражнении достигается, и потому чем прочнее полковой командир и чем искуснее в пороках, тем большею пользуется безопасностью и тем более может ожидать награждения и внимания от начальства».