Владимир Набоков. Русские романы - [13]

Первым семейным жильем Набоковых были две комнаты на Луитпольдштрассе 13. Они всю жизнь спали в разных комнатах, из-за бессонницы Владимира и из-за его склонности работать ночами, выкуривая пачки папирос. Тогда же, весной 1925 года, он начал писать свой первый роман. Первоначальное его название было «Счастье», но Набоков вскоре отказался и от названия, и от первоначального замысла.

В итоге роман был назван «Машенька». Набоков говорил, что он – самый автобиографический. В этом произведении писатель рассказал о своей первой любви – Люсе (Валентине) Шульгиной. Образ девушки невольно смыкается с образом родины, райских парков и лесов, в которых прошли детство и юность героя и автора и в которых расцвела его любовь к Машеньке. Это первое крупное произведение В. Сирина, как будто бы непретенциозное, незамысловатое, легко доступное широкому кругу читателей, на самом деле было изысканно выстроенным, с богатой системой литературных реминисценций и аллюзий, сложной внутренней структурой и совершенно оригинальной лирической тональностью (подробный анализ романа см. во второй главе). Критика встретила произведение благожелательно, но разглядела его плохо. Одни увидели в нем «добротную социально-бытовую повесть из эмигрантской жизни», другие отнесли его к «неотургенизму».

Публицист и общественный деятель А. С. Изгоев (наст. фамилия А. С. Ланде) в своей рецензии, опубликованной в «Руле», упрекал героя романа Ганина за то, что он «растратил все свои силы на мечтание о Машеньке»[90], и припоминал тургеневскую «Асю» и написанную по ее поводу «Н. Г. Чернышевским статью “Русский человек на rendez-vous”! За 70 лет этот национальный облик русского интеллигента все еще не изменился, несмотря на революцию. А пора бы!»[91] – восклицал разочарованно Изгоев. Критик и литературовед, профессор К. В. Мочульский в «Звене» корил автора, что «в романе […], написанном с литературным умением, есть какая-то дряхлость»[92]. Журналист и писатель М. Осоргин в «Современных записках» утверждал: «“Машенька” написана с редкой простотой и хорошим литературным языком. На отдельных спорных или неудачных выражениях (вроде: “и с пронзительным содроганием стыда я понял” и пр.) решительно не стоит останавливаться»[93]. Но в целом роман был принят хорошо, и это был успех.

В том же 1925 году, едва вчерне закончив «Машеньку», Набоков написал рассказ «Возвращение Чорба». Содержание его сводится к описанию возвращения героя из полугодового свадебного путешествия в город, в котором он встретил свою жену и обвенчался с ней. Чорб приезжает один, потому что жена его погибла в Ницце, дотронувшись до электрического провода рукой. Он повторяет их маршрут в обратном направлении, собирая, как из элементов мозаики, из деталей внешнего мира, отмеченных женой, ее образ. Вернувшись в город, он останавливается в дешевой, дурного пошиба гостинице, расположенной за углом городской оперы, в том же номере, где они с женой провели первую после свадьбы ночь. Чорб приводит в номер проститутку, не глядя на нее, ложится к стене и засыпает, но вскоре внезапно просыпается: «Он проснулся среди ночи, повернулся на бок и увидел жену свою, лежащую рядом с ним. Он крикнул ужасно, всем животом. Белая женская тень соскочила с постели. Когда она, вся дрожа, зажгла свет, – Чорб сидел в спутанных простынях, спиной к стене, и сквозь растопыренные пальцы сумасшедшим блеском горел один глаз. Потом он медленно открыл лицо, медленно узнал женщину […] И Чорб облегченно вздохнул и понял, что искус кончен»[94].

Накануне этой сцены проститутка, прежде чем лечь в постель, подходит к окну и видит здание оперы: «…в бархатной бездне улицы виден был угол оперы, черное плечо каменного Орфея…»[95] Упоминание в рассказе Орфея не случайно. Безусловно, миф о певце и музыканте, чье искусство завораживало диких зверей и сдвигало скалы, – важный референтный текст рассказа, точнее даже не сам миф, а опера, написанная по его мотивам.

Указания на сближения с ней рассказа встречаются в повествовании многократно. Миф об Орфее, поэте и музыканте, фактически символизирует оперное искусство, и этот сюжет был многократно воспроизведен в европейской музыке: на него написаны оперы К. Монтеверди, Х. Глюка, Й. Гайдна, Г. Ф. Телемана, Х. Каннабиха и даже художника Оскара Кокошки. Г. Берлиоз создал кантату «Смерть Орфея», Ф. Лист – симфоническую поэму, Ф. Шуберт – песню, И. Стравинский – балет и т. д. Список этот можно продолжить. Какую же оперу имел в виду Набоков? Как показало изучение репертуара Берлинского государственного оперного театра, в период, совпадающий с написанием Набоковым рассказа, на его сцене шла, пожалуй, самая известная и самая красивая опера об Орфее и Эвридике – Х. Глюка. При сопоставлении оперного либретто и рассказа заметно, что повествование развивается по композиционному плану оперы. Так, например, в рассказе, как и в опере, действие начинается уже после гибели возлюбленной жены. Но чем же объясняется желание автора следовать именно оперному образцу? Ответ кроется в развязке: если в мифе Орфею не удается вызволить Эвридику из царства мертвых, то в опере Глюка, как и в первых операх на тему Орфея, финал счастливый: боги возвращают ему Эвридику и даруют ей жизнь. По этой причине Чорб и выбирает оперный маршрут Орфея.