Владеющие - [13]

— Опля, вот это я как раз я и забыл сказать, — оживился заворготделом, — Старик, мне об этом упоминал. Алмаз «Деда» не принял. Вторые выборы он как выиграл, помните? За счет танцев на дискотеках и трех инфарктов. Целый месяц держал холодный алмаз в штанах, а потом вызвал Хранителя в ЦКБ и вернул ему Камень. Все равно мое время придет, сказал. Знаете, когда он последний раз Хранителя к себе приглашал?

— Что, в угадайки будем играть? — после паузы жестко поинтересовался Президент у замолкнувшего Суркова.

— Вы не поверите, Владимир Владимирович! — стушевался тот, — Когда в новогоднюю ночь он отрекался, ну, вам власть передавал, плакал, говорил в телекамеру, мол, простите, россияне. А в это самое время вон в комнате отдыха Хранитель сидел со шкатулкой и ждал его. Он своим покаянием хотел алмаз задобрить. Через час после записи телеобращения об отречении «Дед» снова Камень в руку брал. Но хрен ему. У него такой расклад был, — если его алмаз принимает за хозяина, то он телеобращение тут же херит и на третий срок идет. Но так как ему облом вышел, то он наорал на Хранителя, обозвал шарлатаном и прогнал из кабинета. А власти-то больше нет. Не, «Дед» или скажет, что вообще ничего не было, или посоветует Вам гнать из Кремля этого сумасшедшего…

— Слушай, Владислав, неужели ты всерьез веришь старику и во всю эту магию? — поморщился Путин.

— Верю, иначе не привел бы к вам Хранителя.

— Ладно, иди, устал я, — сделав паузу, сказал Президент.

Несколько минут Владимир Владимирович с закрытыми глазами сидел неподвижно в кресле, затем выдвинул ящик стола и достал черную кожаную папку…

* * *

…Через полгода после возвращения из Турции князь Давлетшин подал прошению Государю об отставке. Свое стремление удалиться от дипломатических дел он мотивировал необходимостью наладить дела в заброшенном родовом поместье под Уфой, а также предложением уфимского дворянства возглавить губернский департамент образования и просвещения.

Однако причина отставки была в другом. Его дочь Дина ушла из дома. Точнее сказать, она, сославшись на настойчивые рекомендации врачей, уехала на лечение в Баден-Баден. Но через две недели ее уже видели в Париже, через месяц — в Риме, а еще через месяц — в Лондоне. Повсюду ее сопровождал молодой турок Ибрагим, который вместе с ними три месяца назад приехал из Стамбула. В Москве выяснилось, что, оказывается, в его услугах турецкое посольство не нуждается. И тут княжна выразила желание изучать турецкий и арабский языки, литературу и культуру Востока с помощью этого учтивого и довольно образованного юноши. Князь охотно поддержал столь похвальное желание дочери, впрочем, вскоре он заметил, что дочь не слишком усердствует в занятиях, больше времени проводит одна в библиотеке за чтением книг, а Ибрагим пристрастился к верховой езде и часто уезжал в загородное имение.

В чем истинная причина того, что Дина покинула его, князь Ахметгали понять не мог. Это не было бегством двух юных влюбленных. Менее всего они походили на Ромео и Джульетту. С княжной Ибрагим он вел себя с несвойственным восточному мужчине смирением и покорностью, он был ее слугой, ее рабом, и никак не мог быть ее мужчиной. Князь прекрасно знал свою дочь. Дина выросла без матери, в озорной мальчишеской компании своих братьев и их друзей. В мужчинах ее привлекал только острый ум. Одним движением руки, пронзительным взглядом княжна останавливала на самых дальних подступах к ухаживанию записных петербургских сердцеедов, искусных обольстителей, а также многих искренних и благородных молодых поклонников.

Одно обстоятельство в последнее время смущало князя. По возвращении из Стамбула три месяца назад князь заметил разительную перемену в характере и поведении дочери. Она много времени проводила в библиотеке, под различными предлогами отказывалась от посещения придворных балов. Однажды князь, будучи в плохом настроении, повелительно прикрикнул на дочь, и вдруг княжна подошла к отцу, положила руку ему на грудь и тихо заговорила, глядя ему прямо в глаза:

— Отец, я вас очень люблю. У меня больше никого нет в этом мире. Я готова умереть за вас. Но я уже не ребенок. Вы больше не будете кричать на меня, вы не будете распоряжаться моими поступками, моими желаниями, моими мыслями. Я скоро уеду, но не ищите меня. У меня своя судьба, свой путь на этой земле. Но знайте, потом я вернусь домой, и мы опять будем жить вместе долго и счастливо. Вы верите мне, отец?

— …Галимчик, малыш, проснись. Тебя зовут друзья. Вы ведь собирались рано утром на Дему, ловить рыбу. Я тебе уже налила кумыс, вот горячие лепешки. Открывай глазки, озорник. Кто рано встает, того удача ждет, — слышался тихий голос Миннигуль-апы. Бабушка горячей шершавой ладонью нежно гладила внука по затылку, щеке, шее, груди. Как хорошо. Как сладко лежать в тепле под толстым шерстяным одеялом и видеть удивительный цветной сон: закат в полнеба, лодку качает на волнах широкой реки, с берега доносится чудесное пение птиц. Нет, не буду открывать глаза…

Князь глубоко вздохнул, наклонил голову, морщины на его лице разгладились, губы порозовели. Он приподнял непослушную руку. Княжна тонкими длинными пальцами крепко сжала его ладонь, прижала сначала к своему лбу, потом нежно прикоснулась к ладони губами. И медленно вышла из залы.