Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II - [24]

Он задремал и очнулся от тихого стука в дверь и голоса матери. Она вошла, и Майкл заметил, что с прошлого лета мама, казалось, постарела лет на десять. Бледное лицо осунулось, голубые глаза потускнели, а волосы — обычно подстриженные и уложенные в изысканную прическу — были в беспорядке. Даже шелковая пижама была странно мятой.

— Нужно было сказать мне, что ты приехал.

Мама опустилась на край кровати и коснулась его щеки сухой холодной ладонью. Это напомнило Майклу о тех днях, когда она проверяла его температуру в детстве и иногда позволяла остаться дома даже тогда, когда он притворялся больным и просто не хотел идти в школу. Он знал: мама видит его притворство, но это была их тайна — двух чувствительных душ, запертых в холодной каменной коробке и тянущихся друг к другу с теплотой и пониманием.

Майкл сел и обнял ее — поразившись тому, какими хрупкими кажутся ее кости, — и несколько минут они говорили о его работе в Голливуде. Майкл рассказал, что его агента просто завалили интересными предложениями. И только потом они вернулись к более насущной и мрачной теме.

— Всеми приготовлениями занимается Ричард. Не знаю, что бы я без него делала. Служба состоится завтра в полдень, в похоронном бюро Ковингтона.

Дорогое местечко, подумал Майкл, туда обращались все богатые семьи.

— Погребение в Лэйквью-парк, в семейном склепе.

А вот это новость.

— В семейном склепе?

Мама вытащила из кармана скомканную тряпочку и высморкалась.

— Да. Твой отец строил его последние полгода и только недавно закончил. Конечно, никто не знал, что склеп понадобится нам так рано. Ричард не говорил тебе об этом?

— Ни слова.

— Что ж, завтра увидишь сам. Склеп построен на самой высокой точке кладбища и окружен деревьями. Оттуда открывается вид на озеро.

Семейный склеп? Майкл с трудом сдержал дрожь. Похоже, он влип в один из рассказов Эдгара Аллана По. (Еще одна строчка в копилку будущего сценария, Майкл постарался ее запомнить.) Впрочем, неудивительно, ведь для надгробий и склепов отец поставил больше камней, чем кто-либо другой на Среднем Западе.

На ужин они заказали еду в итальянском ресторане, который любил отец. Никому не хотелось готовить, а Ричарду не хотелось и есть. Сисси, верная себе, «следила за фигурой». Она унаследовала от матери тонкие черты лица, но массивным сложением и склонностью к полноте пошла в отца. За эти годы она сменила множество работ, иногда сидела на пособии, дважды официально заявляла о банкротстве. А вот последний любовник, видимо, пришелся ко двору: Сисси остепенилась и изо всех сил старалась не замечать маленьких неувязок в их отношениях.

— Я рассказываю друзьям на работе, что мой брат пишет сценарии к фильмам, и все интересуются, как они называются, — сказала она, кончиком ножа счищая панировку с куриной котлеты. — Что-нибудь уже сняли? Что мне им порекомендовать?

— Снимут следующей зимой, — соврал Майкл. — Съемки фильма — довольно трудоемкое занятие, знаешь ли.

— А как ты зарабатываешь в промежутках между фильмами?

На ум немедленно пришло слово — «Старбакс»: Майкл работал там в первую смену шесть дней в неделю.

— Дело в том, что в кино часто приходится переписывать сценарий по нескольку раз или править чужие, но при этом твою фамилию не указывают в титрах.

На Ричарда можно было и не смотреть: сидя во главе стола, где раньше восседал отец, тот явно скорчил скептическую гримасу.

— Ты смотрела «Отпуск в аду»?

— Еще нет, но видела рекламу. Так это над ним ты работаешь? — с жадным любопытством спросила Сисси.

Майкл величаво склонил голову; пока он не заявит вслух, что писал сценарий для фильма, его не смогут обвинить во лжи. К тому же он знал настоящего сценариста, этот парень всегда заказывал эспрессо макиато и сдобу с патокой.

После обеда Ричард удалился в кабинет отца — что-то он не спешил домой, в прилизанный кампус на Лэйк-Шор-драйв, — а Майкл остался с мамой и Сисси в «большой гостиной». Сам Майкл называл эту комнату «большой негостеприимной». Помещение было и вправду большим, но каким-то бездушным, неуютным. Над огромным газовым камином из цельного камня висел семейный фотопортрет. Отец, естественно, занимал почетное центральное место. На нем был темный костюм и яркий красный галстук со знаком масонской ложи, к которой отец принадлежал. «А что, кто-то когда-то видел каменщика, который не был бы масоном? — не раз говорил он. — Да полная ерунда, приятель». Все остальные на фотографии казались его бледной тенью. Майкл был в левом нижнем углу и часто замечал, что только его лицо не выказывало ни подобострастия, ни пренебрежения. В зависимости от настроения, он объяснял это либо самодостаточностью, либо непомерной печалью.

Мать продолжала смотреть на него с горечью и сжимала его руку так, словно пыталась выжать из губки последние капли воды. Сисси болтала о чудесах Милуоки и о том, что она называла «отвязной пятницей»: «Я весь четверг ничего не ем, чтобы позволить себе потом вовсю оттянуться», — и периодически намекала на то, как сложно жить на одну зарплату. Майкл знал, что отец все эти годы содержал ее, и втайне гордился, что сам не просил о подачках.