— Три таблетки ежедневно. Утро я уже пропустила, так, может, в обед принять две?
— А может, мне сразу вызвать «скорую»?
— Без паники. Наверно, это первая реакция. Организм не привык…
— Ты хочешь сказать, что еще не попала в зависимость? Я бы пошла к Губке и попросила что-нибудь другое.
— Ладно, завтра схожу, а сегодня еще попробую. Только приму пораньше. Чтобы не дрыхнуть до двух.
Я приняла таблетку и пошла в магазин. Она начала действовать, когда я подошла к кассе. Расплачиваясь за покупки, я обнаружила, что забыла проездной билет. Большое дело, поеду зайцем. И тут, как нарочно, контролер. Но у меня ни намека на стресс.
— Тридцать злотых штрафа плюс сумка с покупками, оставленная в трамвае, — закончила я свой рассказ Эве. — Впишу их в расходы на лечение. А сейчас я валюсь с ног и потому пошла баиньки.
* * *
На другой день я появилась у Губки.
— Здравствуйте. Садитесь.
— Доктор, я позавчера была у вас…
— Да? — насторожился он. — И в чем проблема?
— В том, что я ем, трескаю, жру.
— Ну и? — Те же усталые глаза, глядящие сквозь пальцы.
— Ну и вы мне выписали полдоксин, по он сшибает меня с ног. Я в полубессознательном состоянии, сплю по четырнадцать часов. Я пришла попросить что-нибудь другое… Вы обещали, что мы будем экспериментировать.
Губка все время кивал и говорил, что аппетит — это только вершина айсберга.
Я умолкла. Губка глянул в мою карточку.
— Мгм. Нарушения с едой, невроз навязчивых состояний, проблемы с засыпанием, — медленно прочитал он. — Огорчается. Это важно. И из-за чего ты огорчаешься?
— Я уже говорила. Из-за всего. Сомнительное будущее. Прошлое, которое невозможно изменить. Когда-то я боялась, что не сдам вступительные, теперь боюсь каждой сессии. Огорчаюсь из-за мамы и из-за того, что она огорчается из-за меня.
— Ну что ж, у нас есть некий эскиз.
— Эскиз? Но эскиз уже был у вас два дня назад.
— То был неверный след. На этот раз мы попробуем оксазепам. Он легонько тебя успокоит…
— А не будет сшибать с ног?
— Нет, вызовет лишь небольшую заторможенность. Полдоксин действует как антидепрессант, но в некоторых случаях и как снотворное. А зато оксазепам действует гораздо мягче. — Я вслушивалась в его спокойный голос. И вот мне уже легче. Он должен рассказывать о лекарствах и записывать кассеты. — А через неделю придешь ко мне, и мы будем дальше набрасывать эскиз. Как тебя зовут?
* * *
Через неделю я пришла.
— Здравствуй. Садись. Что нас сюда привело?
— Вы мне сказали явиться с контрольным визитом.
— Да? И как тебя зовут? Малина, вкусное имя. Ну и с чем у нас проблема?
«Со склерозом», — подумала я.
— С чрезмерным аппетитом. Вы помните? Я ем, уписываю, пожираю. Кроме того, огорчаюсь и иногда не сплю по ночам.
— Да, да. Я уже сверяюсь в карточке. Действительно, от всего огорчаешься. Ну и как полдоксин?
— Сшибал меня с ног, и теперь я принимаю оксазепам.
— Ага, я забыл записать. И как себя чувствуешь?
— Чуточку лучше. А откровенно, разницы почти не ощущаю.
— Отлично. Я выпишу тебе тиоридазин.
— А что с нашей картиной?
— С картиной? А! С картиной. — Он кашлянул. — Работаем, работаем. У меня уже есть определенная концепция. Я бы сказал, эскиз. Все идет в верном направлении. Нам нужно только распутать проблему огорчений, но это уже через неделю. А сейчас рецепт.
* * *
Две недели я у него не появлялась. Да и зачем? Сессия сдана, в доме тишь да гладь, дракон диеты усыплен. Не было причин загружать Губку работой. Но где-то под конец марта я стала тыкаться из угла в угол. Все бессмысленно. Чего ради стараться? Чего ради вставать с постели? Зачем я вообще живу? На одних депрессия нападает осенью, а я сламываюсь весной.
— Это никакая не депрессия, — возразила Иола, — а всего лишь пустота. У тебя нет цели.
— Зимой у нее тоже не было, — заметила Эва.
— Зимой праздники, карнавал, сессия. Нет времени думать о пустоте. Весна — это начало нового. Человек задумывается, что изменить, какую дорогу выбрать, и вдруг осознает, что у него нет цели. Он не знает, чего хочет. Пустота.
— Но я знаю, чего хочу. Хочу мужчину. С последним я порвала еще в ноябре. Он клеился к Эве, пытался назначить ей свидание.
— Это не цель. Это бегство от пустоты. Ты хочешь ее заполнить чем-нибудь или кем-нибудь. Это не тот путь.
— Так что же мне делать?
— Посоветуйся со специалистом. Я не могу тебе ничего диктовать. Это твоя жизнь.
* * *
К Губке я пришла сразу после Пасхи. Меня добили праздники в родном доме. Мама только что рассталась с очередным мужчиной ее жизни.
— Все мужчины — мерзавцы, кроме тебя, Ирусь, — обратилась она к моему брату.
— Сташек ушел, — сообщил мне брат, приканчивая на экране очередного монстра.
— Ты выгнала его? — удивилась я. — Но ведь он все за тебя делал. Убирал, готовил.
— Если бы только, — отозвался Ирек. — Пек, жарил, вышивал салфетки, рисовал на стекле. Ну ты же знаешь, какой был Сташек.
Знаю, редкостный был экземпляр.
