Вкус свежей малины - [13]

— Но в сентябре в это время темно. Как он рвал?

— Взял с собой докторский фонарик. Он спер его в больнице, как, кстати, и некоторые другие вещи, но об этом чуть позже. Возвращаемся к грушам… В тот же самый день он сделал сто восемь банок компотов и всяких других заготовок. Через неделю он повторил свой подвиг. В тот день на работу он не шел и потому обернулся до полудня. Результат: сто двадцать четыре банки грушевых заготовок. Дня через три следующий набег. И опять сто двадцать четыре банки. В сумме триста пятьдесят шесть штук. Результаты этой его деятельности мы ощущаем до сих пор. К каждому обеду порция солнца в банке, как говорит Сташек.

— Даже не вспоминай! — взвыла я.

— Ладно, слушай дальше. Недавно он поссорился с мамой.

— Серьезно поссорился?

— Ну-у… Мама не выдержала бездеятельности. Раскричалась, что сойдет с ума, потому что ей нечего делать. Что умирает от скуки, что это не жизнь. Сташек ничего не сказал. Забрал какие-то свои вещички и вышел. Было это в понедельник утром. Он взял сорокавосьмичасовое дежурство в больнице. Ночь он мог нормально спать: кровать ему выделили.

— И он спал?

— Да ты что! Мать Петрека, она там медсестра, рассказывала, что Сташек сменил всем больным на этаже белье, снял занавески, повесил свежие, потом вымыл пол в холле и во всех ванных. Спустился в амбулаторию и помогал накладывать гипс. А когда работы совсем не стало, он упросил медсестер научить его делать уколы. И не спал ни единого часа. Домой он вернулся под утро с кустом роз, и ты думаешь, лег спать?

— Догадываюсь, что нет.

— Он начал сетовать, что в доме пыли, как в крестьянской хате за печью. Прошелся мокрой тряпкой и стал печь пирог — на примирение. Спать он отправился только в полночь. Говорю тебе, Малина, ему кто-то подкрутил регулятор на повышенные обороты.

— Ну, мама ничего не имеет против.

— Хуже всего, что он постоянно проводит расследования и страшно командует. Из больницы он стащил хирургические халаты и заставляет нас ходить в них дома. Впрочем, сама увидишь. О, приперся. Слышишь ключ?

— Малинка? — Сташек заглянул в кухню. — Хорошо, что приехала. Обувь помыла? Давай ее, чего она стоит. Ты как шла со станции? — поинтересовался он, перекрикивая шум воды. — Такая красная глина…

— А я что говорил? — толкнул меня локтем Ирек. — Начинается следствие.

— Да я заглянула еще на Старувку и шла через лесок.

— Тогда все ясно. А чего ты туда ходила? Все уже куплено.

— Подарок подруге искала, — соврала я.

— Которой? Может, я выхожу тебе чего-нибудь подешевле? А то еще переплатишь.

— Это не я плачу, вся группа, — продолжала я врать.

— Тем более. Я подыскал бы что-нибудь элегантное. Вы же знаете, дешевки я не терплю.

— А халаты из больницы? — бросился в атаку Ирек.

— О! — вспомнил Сташек. — У меня для тебя, Малинка, есть домашний халатик. Его сам ординатор надевал, когда принимал роды.

— А ты откуда знаешь?

— А он его пометил маркером. Смотри, материал какой прочный. А какой зеленый цвет. Сейчас он в моде.

— Сейчас в моде фиолетовый, — сказала я.

— Зеленый тоже. Я вчера ночью видел по каналу, где моду показывают. Ну-ка померь. Идеально. Ординатор невысокий, твоего роста, я сразу решил: будет как будто на тебя пошит.

— Сташек, где я буду ходить в этом халате? К тому же краденом.

— Мы все ходим. Вечером каждый надевает…

— …и выглядим, как бригада из «Скорой помощи», — докончил Ирек.

* * *

И тут вдруг разрыв.

— Почему ты выгнала его? — снова спросила я.

— Потому что шила в мешке не утаишь. Оно и вылезло.

— У него что, была другая баба?

— Хуже, — сказал брат. — На прошлой неделе Сташек потерял сознание. Его увезли на «скорой». Полное истощение организма. Выяснилось, что он принимает какие-то больничные таблетки. И это они его так накручивали.

— А я думала, что любовь! — снова зарыдала мама. — Ну почему у меня ничего не получается? Нет со мной рядом мужчины!

— Извиняюсь! — возмутился Ирек.

— И еще тебе, Малинка, не везет. Ты одинока, а у твоих подруг уже давно мужья, дети…

Большое ей спасибо за напоминание.

— А может, я не хочу замуж, — резко прервала я ее.

— Ты так говоришь, потому что у тебя никого нет. Как будто ты такая гордая.

Ну зачем же так пинать по больному месту?

— Лучше быть такой гордой, чем убиваться из-за наркомана.

Я тоже умею пнуть и тоже по больному!

— Унижай мать, унижай! Вот благодарность за то, что я в муках вас родила. За то, что в одиночку растила, всю себя посвятила вам. Отказывала мужчинам.

— Мама, не надо преувеличивать, — вмешался Ирек. — А дядя Лешек, а Сташек и остальные?

— Будешь попрекать меня краткими мгновениями счастья?

— Нет, я просто говорю, как было. Таковы действительные факты.

— Не говорят «действительный факт»! — закричала мама. — Факт всегда действительный. Чему вас только в школе учат? И подумать только, что через месяц у тебя выпускные экзамены.

— Ладно. Таковы факты, — согласился Ирек, возвращаясь к теме одиночества. — При тебе всегда был какой-нибудь мужчина.

— Ах вот как!

— Ирек, успокойся, не спорь… — вмешалась я.

— …с этой дурой, ты хотела сказать? — перебила она. Не хотела, но кто мне поверит? — Вот какой благодарности я дождалась за свои заботы! Мне остается только одинокая могила, потому что здесь я никому не нужна. Никому! Но вам уже недолго ждать. По вечерам у меня болит сердце. Как будто в него иголку вонзили. Так что скоро это случится и вы избавитесь от меня.