Вкус любви - [58]

Часто, шутки ради, я говорила ему о Месье в невинном на первый взгляд контексте, однако это могло меня выдать, должно было меня выдать, если бы Андреа был хоть немного собственником.

Например, я ни с того ни с сего сообщила ему, что коллега моего дяди предложил мне поехать с ним на семинар в Женеву.

— Ты не поедешь? — только и спросил он.

— Разумеется, нет, — ответила я, испытывая досаду от того, что сижу голая на коленях мужчины и не внушаю ему никакой ревности. — Ты же понимаешь, он будет приставать ко мне в Швейцарии? — продолжила я и мысленно добавила: «Ну давай уже, реагируй!».

— Это точно, — ответил он, вот и все.

Возможно, Андреа просто не хочет ничего замечать. Это объяснение вызывает у меня гораздо меньшее беспокойство.

Вечер начала лета, сиреневый и радостный. Одевшись, пожалуй, слишком легко, я иду по переходам метро, неся свою тревожную похотливость, словно крест. Это тоже новое во мне: за две недели без видимых причин мой гарем вырос вдвое, и от меня за версту несет сексом, самым безнравственным образом. Часто я об этом даже не думаю. Я исступленно занимаюсь любовью и еще никогда не теряла столько пота и не кричала так громко. У Андреа и Эдуарда, Зильберштейна, Тома Парианта и Ландауэра уже не хватает ни рук, ни членов, чтобы успокоить мои вопли. До Месье я не до конца понимала смысл слова «нехватка». Повсюду, куда я иду, я объедаюсь мужчинами, я пожираю их глазами из-под завесы своих волос. Как только я остаюсь одна, мне тут же не хватает его. Я ищу Месье везде и нахожу похожие черты у своих любовников: в вольном слоге Зильберштейна, в красноречии Тома, в низком голосе Жерома Ландауэра, в овале лица Франсуа. Так, в случае каждого из моих «дружков» — как он любит их называть, заключив в двусмысленные кавычки, — у меня есть неплохой повод впасть в зависимость.

Но это не касается Эдуарда.

Ему тридцать шесть лет. О нем я узнала от своей подружки Мели, когда мы пили кофе на одной из террас площади Бастилии. Вместе с летом вернулось солнце, жара и избыток эстрогена — но только не Месье. Я вяло жаловалась ей на это с усталостью, характерной для моего общего нервного состояния.

— Теперь я его больше не вижу, — кратко описала я ситуацию, — и у меня не осталось мужчины, который был бы таким же любознательным и свободным от предрассудков.

И тогда Мели рассказала мне об одном преподавателе университета, с которым она недавно переспала. В тот вечер, когда они выпили по бокалу вина на его диване, Мели, уже находясь в легком опьянении, вспомнила, что у нее месячные, и что, подобно большинству мужчин, Эдуард наверняка потеряет к ней интерес, узнав об этом. Смертельно огорчившись, она решила честно ему во всем признаться.

— Для меня это не проблема, — улыбнулся он в ответ.

— Правда?

— А для тебя разве проблема?

— Нет. Просто я чувствую себя немного глупо, ведь пришла к тебе сегодня. Я — как испорченный подарок.

— Ты что! — воскликнул Эдуард, почти выпрыгнув из своего кресла. — Это всего лишь кровь, к тому же мне известно: в такие дни девушкам больше всего хочется секса. Поэтому ты правильно сделала, что пришла!

Он оставил ее, чтобы включить другую музыку, и, вернувшись, увидел: обнаженная Мели сидит на диване, скрестив руки на коленях, еще ошеломленная тем, что сейчас услышала. Они поцеловались.

— Я и правда умирала от желания, — призналась она мне, когда я, затаив дыхание, слушала ее, даже не представляя, какая меня ждет развязка.

После особенно пылких объятий возбужденная Мели, одетая лишь в свои огромные менструальные трусы, выдохнула в шею Эдуарду:

— Пойду выну свой тампон и вернусь.

Ей очень не хотелось этого. Нужно было идти в ванную, проделать все в виноватой тишине, помыть руки, затем вновь вернуться в комнату, пошло извиняясь за то, что испортила романтичную атмосферу, — поскольку, даже если он притворится, что ничего не заметил, возбуждение уже не будет тем же, по крайней мере, поначалу. И вот волшебная развязка: Эдуард прошептал в ее длинные волосы: «нет, останься», и, прежде чем она успела что-либо сказать или предвидеть, не переставая ее целовать, вынул из нее тампон, который небрежно бросил на старую газету «Монд», лежавшую на полу.

— Признайся, ты это придумала! — вырвалось у меня.

Я не поверила ей ни на секунду.

— Клянусь тебе самым дорогим, что у меня есть, — это правда, — возразила Мели. — Я пять лет встречалась с парнем, и он каждый раз бежал от меня, как от прокаженной, когда у меня были месячные. Я бы не смогла такое выдумать, Элли.

— Я должна встретиться с этим мужчиной, — заявила я, практически стукнув кулаком по столу.

Дело было не в тампонах: просто передо мной вдруг открылась целая вселенная возможностей, через одного человека, который обожал женщин, сознательно стремясь избавить их от ощущения грязи. В моем безумном ненасытном бреду мне все же удавалось отделять никчемностей от гениев, хотя в конечном итоге они все были мужчинами, снабженными волшебным телом.

Несколько часов спустя я получила сообщение от Эдуарда. Мели так ему меня расписала, что он предложил встретиться завтра же вечером.

Я совершенно глупо испугалась. Он решил угостить меня бокалом вина на площади Пантеона, но на меня тогда навалилась такая усталость, что я не ощущала в себе сил поддерживать светскую беседу, тем более если временами она сходила на нет. Я не чувствовала себя способной быть блестящей или забавной, мне хотелось лишь секса, бесконечного секса. Но так не делается. К моему великому несчастью, я не могла сразу отправиться домой к незнакомцу. Я избегала Эдуарда до тех пор, пока другая наша общая знакомая не организовала вечеринку, где мы в итоге и встретились.