Вкус дыма - [87]

– Об этом я не подумала, – сказала она наконец.

– Заметь, довольно скромную, – добавила Маргрьет.

– Ну да, зачем же на меня тратиться, – съязвила Агнес. Маргрьет искоса глянула на нее, прихлебывая молоко и чувствуя, как горячее питье заполняет желудок и прогревает изнутри тело.

– Преподобный что-то давно не приезжал, – сказала она вслух, меняя тему.

– Да.

Лицо Агнес припухло от сна, и Маргрьет вдруг ощутила безотчетное желание обнять ее за плечи. Это потому что она похожа на маленькую девочку, сказала себе Маргрьет и сильнее сжала в ладонях кружку.

– Я совсем не хотела тебя разбудить, – проговорила Агнес.

Маргрьет пожала плечами.

– Я часто просыпаюсь по ночам. Когда дочери были еще маленькие, я обычно вставала ночью проверить, дышат ли они.

– Ты поэтому сейчас не спишь?

Маргрьет глянула на Агнес:

– Нет. Не поэтому.

– Прости, что тебе пришлось за них бояться, – сказала Агнес. – Я имею в виду – когда меня поселили здесь.

– Матери всегда боятся за своих детей, – сказала Маргрьет.

– Я никогда не была матерью.

– Да, но у тебя же есть мать.

Агнес покачала головой.

– Моя мать бросила меня, когда я была совсем маленькой. С тех пор у меня нет матери.

– Это не важно, – после паузы проговорила Маргрьет. – Где бы она сейчас ни была, она думает о тебе.

– Сомневаюсь.

Маргрьет помолчала.

– Матери всегда думают о своих детях, – повторила она, чуть переделав собственную фразу. – Твоя мать, мать Фридрика, мать Сигги…

– Мать Сигги умерла, – отчеканила Агнес. – А мать Фридрика собираются отправить в Копенгаген.

– За что?

Агнес искоса, настороженно глянула на Маргрьет.

– Тоурбьёрг догадывалась, что задумал Фридрик. Ей было известно об овцах, которых он украл. Она лгала суду.

– Понимаю, – сказала Маргрьет. И отхлебнула молока.

– Тоурбьёрг спасла мне жизнь, – после небольшой паузы добавила Агнес. – После того как Натан прогнал меня с хутора, она обнаружила меня на пороге своего дома. Я умерла бы, если бы она не впустила меня в дом и не позволила остаться.

Маргрьет кивнула.

– Во всяком человеке найдется что-то хорошее.

– Когда Тоурбьёрг была молода и служила по найму, она подожгла кровать своей хозяйки и убила топором хозяйского пса. На суде все это припомнили.

– Силы небесные!

– Мне это нисколько не помогло, – быстро прибавила Агнес. – Тоурбьёрг сказала, что мы с ней друзья. Она сообщила судьям, что мы с Натаном ссорились и что я спрашивала у нее совета.

– Но ты же не спрашивала?

– Тоурбьёрг не советовала мне поджечь Идлугастадир, как то утверждали судьи. Я пришла в Катадалюр не затем, чтобы попросить Тоурбьёрг о пособничестве или вступить в заговор с Фридриком. Судьи, однако, выставили все так, будто я отправилась в Катадалюр с определенной целью. Составить план убийства. – Агнес прихлебнула из кружки молока, поперхнулась, однако проглотила. – Я же отправилась в Катадалюр, потому что Натан прогнал меня из Идлугастадира и мне больше некуда было податься.

Маргрьет молчала. Неотрывно глядя в огонь, она мысленно представляла, как Агнес глубокой ночью крадется по Корнсау, зажигает факел от кухонного очага и, пока все спят, поджигает дом. Почует ли она, Маргрьет, запах дыма, успеет ли проснуться?

– Агнес, ведь это Фридрик сжег Идлугастадир? – Маргрьет постаралась не выдать голосом снедавшей ее тревоги.

– На суде я сказала, что огонь распространился из кухни, – твердо проговорила Агнес. – Я сказала, что Натан оставил на огне котел с травами. Оттого и начался пожар.

С минуту Маргрьет молчала.

– Я слыхала, что хутор поджег Фридрик.

– Это не так, – сказала Агнес.

Маргрьет снова закашлялась и сплюнула в очаг. Вязкая влага запузырилась на раскаленных углях.

– Если ты защищаешь своего дружка…

– Фридрик мне не друг! – перебила Агнес. И, помотав головой, поставила кружку с остатками молока на пол. – Он мне не друг.

– Я думала, что вы много времени проводили вдвоем, – пояснила Маргрьет.

Агнес хмуро уставилась на нее, затем снова перевела взгляд на пламя в очаге.

– Нет. Просто в Идлугастадире… – Она вздохнула. – Натана часто не было дома. Одиночество… – Агнес запнулась, подыскивая слова. – Одиночество, скаля зубы, вечно кралось за нами по пятам. Приходилось принимать то общество, какое было.

– Значит, Фридрик бывал в Идлугастадире.

Агнес кивнула.

– Катадалюр, где он жил, неподалеку. У Фридрика были шашни с Сиггой.

– Я наслышана о Сигге. – Маргрьет поднялась, чтобы подбросить в огонь кизяку.

– Людям она нравится. Хорошенькая.

– И, как я слыхала, простовата.

Агнес окинула Маргрьет настороженным взглядом.

– В общем, да, но Фридрик считал иначе. Всякий раз, когда Натан был в отъезде, Фридрик являлся на хутор по какому-нибудь пустячному делу или с выдуманным посланием от своих родителей либо священника, а потом притворялся, будто голоден или хочет пить. Сигга приносила молока или что-нибудь перекусить, они смеялись и болтали, и к осени стало обычным делом, когда я, войдя в бадстову, видела, как они сидят рядышком на кровати Сигги и воркуют, точно пара голубков.

– Зимой нелегко переносить одиночество, – согласилась Маргрьет.

Агнес кивнула.

– В Идлугастадире это еще тяжелее. Совсем не так, как здесь, в долине. Дни ползли, один тоскливее другого, а у меня не было ни друзей, ни добрых соседей. Только Сигга, Даниэль – работник, которого Натан нанял на время в Гейтаскарде, – и иногда Фридрик.