Визитатор - [4]

Слушатели одобрительно загудели — брат Жан имел славу непревзойденного рассказчика. В его устах даже самые тривиальные события превращались в захватывающие дух истории, скрашивая монотонную жизнь братии.

— Так вот. Много лет тому назад случилось мне давать уроки одному мальцу…

Внезапно рыжий монах вскочил на ноги.

— Постойте, брат Жан, не начинайте без меня. Я мигом, только амбар запру.

Остальные монахи недовольно зашумели.

— Вечно вы, брат Гийом, суетитесь не к месту.

— И то правда, после запрете.

Пономарь нетерпеливо поднял вверх руку с толстыми короткими пальцами, призывая к тишине. Брат Гийом вернулся на свое место, монахи расселись полукругом и превратились вслух.

— Итак, братья, как я уже сказал, случилось мне учить грамоте одного мальца, — брат Жан полуприкрыл глаза, погружаясь в воспоминания. — Отец его был известный в Туре купец. Не жаден, назначил мне хорошую плату за уроки, но часто дома не бывал. А вот жена его — скряга — так и норовила за малейшую оплошность из причитавшейся мне платы высчитать. То я на прошлой неделе, говорит, опоздал два дня кряду, то третьего дня раньше закончил урок, то еще чего-нибудь придумает. В общем, изводила меня старая курица, жизни не давала. Но я нашел способ поквитаться с ней. Дело в том, что кроме сына, была у них еще дочь, — брат Жан поморщился и покрутил в воздухе короткопалой пятерней. — Так себе девица, ничего особенного, знавал я и получше. Она как раз в возраст вошла, округлости, где надо, ну точно, как у нашей козы Бланш…

В этом месте пономарь вынужден был прервать изложение обещанных «заповедей»: ризничий покинул свое укрытие и медленно приближался к амбару. Выражение его изможденного частыми постами лица не оставляло сомнений — провинившихся монахов ожидали крупные неприятности.

— Вот значит как! Прекрасно, нечего сказать. Жаль, конечно, огорчать господина аббата, но другого выхода нет. Я лично потребую самого сурового наказания для вас, — брат Антуан обвел хмурым взглядом вытянувшихся в струнку монахов. — Что ж вы стоите, будто истуканы? Принимайтесь за работу!

Монахи поспешили ретироваться, вполголоса переговариваясь.

— У, наушник аббатов, теперь точно донесет, — прошептал брат Тома.

— Может, остынет? — не очень уверенно предположил рыжий Гийом.

— Как же, остынет он. Видали, как у него уши покраснели? Чуть не лопнул от злости ризничий. Эх, сидеть нам теперь неделю на воде и хлебе. И это еще в лучшем случае.

— А вы, брат Тома, и впрямь думаете, что ризничий доносит настоятелю?

Брат Тома остановился и боязливо огляделся по сторонам, сердце в его тощей груди учащенно забилось. Но никого поблизости не было, сновавшие по хозяйственному двору крестьяне, разумеется, не в счет. А ризничий — гроза рядовых монахов — чинно сворачивал в сторону храма.

Брат Тома проводил его прямую, словно доска, фигуру неприязненным взглядом. Стервятник, подлинный стервятник в монашеской рясе!

Ризничего он боялся до дрожи в коленях, до замирания сердца в тощей груди. Да и как не бояться, когда по его милости бедный брат Тома три раза попадал в карцер, не считая менее суровых наказаний. И хоть бы было за что, а то ведь — и это самое обидное — а мелкие оплошности, которых с кем не бывает! Но ризничий — подлинный стервятник — взъелся на брата Тома и не знал снисхождения.

— Он или кто другой, да только точно доносчик среди нас есть, — заявил брат Тома, выпучив круглые глаза.

— Узнать бы кто, да проучить, как следует! — воскликнул брат Гийом, ударяя кулаком о ладонь. Он хотел тут же предложить на выбор пару подходящих способов, но в этот момент мимо них прошел пономарь. Брат Гийом подскочил к нему, легонько толкнул в бок острым локтем и подмигнул.

— За вами, брат Жан, теперь должок.

— Какой-такой должок? — наигранно удивился пономарь.

Брат Гийом хихикнул.

— Да историю вашу, ризничий ведь на самом интересном месте прервал.

Пономарь прибавил шагу, бросив через плечо:

— А ничего интересного дальше и не было. Да и вообще, сочинил я все это, братья, забудьте.

— Чего это он? — спросил брат Тома, удивленно глядя в широкую спину брата Жана.

— Должно быть, испугался обещанного ризничим наказания, — осклабился брат Гийом, провожая пономаря хитрым взглядом.

— Фу, какая ерунда. Ну, посадят на хлеб с водой. Неприятно, конечно, да, в общем, невелика беда.

— Для вас может и невелика, брат Тома, а для пономаря нашего, видать, целое бедствие, — загадочно ответил брат Гийом и, склонившись к самому уху собеседника, зашептал. — Намедни проходил я мимо его кельи после Всенощной, слышу — шорох. Я, значит, на пол опустился, чтоб в щелку заглянуть, чем это наш брат Жан занимается в такое время, подозрительно все это мне показалось. Знаете ведь какие нынче времена!

Брат Тома затаил дыхание. В его круглых птичьих глазах читалось жадное любопытство.

— И что же вы увидели, брат Гийом?

— К сожалению, ничего, но зато мой нос, брат Тома, мой нос уловил некие аппетитные ароматы, которые просачивались из кельи нашего Златоуста. Знаете, что это было?

— Ну, не томите, брат Гийом, вечно вы туману напускаете.

— Мясо! Жареное мясо! — провозгласил рыжий Гийом. — Готов поклясться мощами святого Аполлинария, что это была сочная грудинка. И заметьте, в постный день. Каково?