Визави французского агента - [4]

— Сначала уроки! — настаивала она.

Эти уроки никогда не переделать! И вот под учебником математики приютилась заветная книжка. Но бдительная бабушка отбирала роман, потом передавала маме, доходило до того, что мне приходилось прятать книги даже в подъезде.

Однажды, когда я возвращалась из художественной школы, мне очень захотелось дочитать книгу. Было около половины десятого. Я встала под фонарем в нашем дворе и читала еще час, смахивая время от времени снежную крупу со страниц. Дочитала. Теперь, если мама найдет, пусть отбирает! А как-то все зимние каникулы я провела в читальном зале, читая «Десять лет спустя», которых не было в свободном доступе.

Я перечитала всех французских писателей, каких только смогла найти. В школе учила немецкий язык, а мечтала о французском. Не подозревая о существовании частных репетиторов, о курсах иностранных языков, я вычитывала во всевозможных книгах французские слова в русской транскрипции, учила и с удовольствием их произносила.

Я никогда не дружила с девчонками, с ними было невыносимо скучно — поддакивать, когда они говорят о новых тряпках, о своих мальчиках. У меня уже был воображаемый принц: благородный, красивый — он обязательно приедет ко мне. Я всё время рисовала его профиль и терпеливо ждала.

У меня было странное свойство: я никогда не запоминала лица людей. Бывало, когда я дожидалась маму у метро, чтобы вместе куда-нибудь пойти, я вглядывалась в череду лиц, проходящих мимо, и начинала сомневаться — некоторые из них казались похожими на мамино. Любила мысленно дорисовывать черты людей, какими их себе представляла. Кто-то из великих сказал, что у людей с богатым воображением совершенно нет зрительной памяти! Но эти слова я узнала только в зрелом возрасте и все детство и юность страдала, потому что все знают, что у художников должна быть прекрасная зрительная память.

Несколько раз летом меня отправляли в пионерский лагерь, это сильно облегчало жизнь матери — от завода путевки были почти бесплатными. Природа, четырехразовое питание, а то, что ходили строем в столовую, спали в палатах по пятнадцать человек, — это пустяки!

Но режим не для художника! Я выбиралась за территорию лагеря и углублялась в лес, где были мои друзья: деревья, птицы, стрекозы, кузнечики… Бродила по мелкой речке и ловила полотенцем мелких рыбок, выкапывала маленький прудик и устраивала свой аквариум. Оказалось, что жук-плавунец, похожий на ласточку, нападал на рыбок, пришлось его выпустить…

Однажды, возвращаясь в лагерь по дороге, идущей вдоль леса, я сняла босоножки и пошла босиком, загребая ногами мягкую шелковую пыль. Вдруг что-то кольнуло в середину стопы. Было очень больно. Хромая, опираясь на пятку, я дотащилась до медпункта. Там ранку промыли перекисью водорода и отправили в отряд. На следующий день на этом месте образовалась фиолетовая шишка с грецкий орех. Пришлось меня отвезти в Чехов, в больницу. В процедурной добродушная полная медсестра сказала сочувственно:

— Ложись на стол и обними меня покрепче!

Врач вскрыла эту шишку и начала тыкать там палочкой с йодом. Я думала, расплющу эту медсестру. К счастью, операция длилось недолго.

Окончила я ту же школу, куда пришла в первый класс, хотя мы опять переехали, уже на Пресню: приходилось ездить с Маяковской на Автозаводскую.

На выпускной бал мама не смогла купить красивое платье. Мне пришлось надеть белую блузку и коричневую юбку, и нашлась одна училка, которая спросила:

— Почему не в белом платье?

Этот вопрос меня удивил, одежда была совершенно не важна для меня. Я могла часами разговаривать с интересным человеком, но если меня спрашивали, как он был одет, я не могла вспомнить даже цвета глаз собеседника. Зато я всегда видела настроение, характер, отношение человека ко мне.

После школы я думала, куда поступить. Во всех художественных вузах надо было сдавать историю, которую я терпеть не могла, не находя в ней никакой логики, поэтому я предпочла сдавать физику и геометрию в педагогический институт на художественно-графический факультет. Там тоже получали художественное образование…

Живопись и рисунок сдала на отлично, а вот сочинение написала на три из-за пресловутой пунктуации, для поступления не хватило одного балла…

На работу я не пошла, мне было всего шестнадцать лет.

Иногда удавалось подрабатывать оформителем, рисуя афиши для клубов. Вечерами продолжала ходить в художественную школу, там оставалось учиться еще один год.

* * *

Осень 1972 года. Сокольники. Знакомые слова, напоминающие о картине Левитана.

Примерно такой пейзаж и был передо мной, когда я писала этюд во время практики в художественной школе. Колорит, правда, был другой: небо сияло пронзительной синевой, дорожки сплошь засыпаны желтыми листьями. Я стояла за этюдником, на картоне уже появились очертания аллеи, по которой прогуливались мамы с детьми, пенсионеры, пробегали собаки. Мне нужно было такое людное место, чтобы побороть свою стеснительность и научиться не реагировать на различные реплики гуляющей публики. Меня это ужасно раздражало, трудно работать, когда за спиной кто-нибудь начинал задавать всякие дурацкие вопросы: