Византийская школа - [13]

Несовершенство юридической подготовки, получаемой у частных педагогов, пришло в XI в. в разительное противоречие с растущей потребностью византийского государства в квалифицированных юристах, что заставило императоров предпринять в этом направлении решительные шаги. Между 1043 и 1047 гг. Константин IX Мономах издает новеллу (истинным ее автором был Иоанн Мавропод) об устройстве в столице государственного училища права. По-видимому, это была школа одного преподавателя — номофилакса, сведущего в теории права, имеющего опыт юридической практики и в совершенстве владеющего латинским и греческим языком. По своему рангу он приравнивался к сенаторам и назначался пожизненно[9]. Номофилакс прежде всего обучал законам, но также следил за порядком в школе и занимался нравственным воспитанием учащихся. В школу принимали всех желающих, и обучение в ней было бесплатным. Номофилакс получал ежегодное жалование от государства, и поэтому ему запрещалось принимать какое-либо вознаграждение от учеников, за исключением подарков от самых богатых из них. По окончании школы выпускникам выдавалось свидетельство о качестве их юридической подготовки и об их умении искусно говорить и писать; без этого «диплома» было невозможно стать членом коллегии нотариев.

Школа номофилакса, вероятно, просуществовала недолго. После XI в. источники ничего не говорят ни о каких-либо государственных юридических училищах, ни о преподавании права в обычных школах. Правовые знания теперь, по-видимому, можно было получить только у частных практикующих юристов или благодаря самостоятельному изучению законов. Наступает «темный период» в истории юридического образования, который продлится до самого конца существования Империи.

* * *

Завершая обзор византийской школы, можно сказать, что, несмотря на значительные различия между разными ступенями и типами обучения, существуют общие черты, присущие ей на всех этапах ее истории.

Преподавание в византийской школе ориентировалось почти исключительно на классическую науку и литературу. Обучение велось на основе антологий и хрестоматий античных текстов. Смыслом процесса образования считалось приобщение к античному знанию, которое рассматривалось как подлинная мудрость. Широко была распространена идея о совершенстве достижений древних греков, и, следовательно, по мнению византийцев, им оставалось лишь подводить итоги и систематизировать то, что было сделано в далёком прошлом. Такая тенденция всегда оставалась ведущей, хотя известны попытки некоторых византийских педагогов-ученых внести изменения в содержание учебных дисциплин в связи с практическими нуждами.

Консерватизм византийской педагогики обусловил особый акцент на изучении предметов филологического цикла, где связь с античной традицией осуществлялась в самой непосредственной форме. Во все периоды истории византийской школы основу преподавания составляли грамматика и риторика, которые ориентировались исключительно на модели древнегреческого (аттического) языка и красноречия. Неудивительно, что многие византийские педагоги являлись одновременно крупными учеными-филологами или авторами литературных произведений (Ливаний, Михаил Пселл, Георгий Пахимер, Никифор Григора и др.). Важность филологического образования предопределялась также и тем значением, которое язык имел и имеет в системе культуры. Византийцы хорошо осознавали это. «Мы — эллины по происхождению, — говорил самый выдающийся из поздневизантийских гуманистов Георгий Гемист Плифон, — о чем свидетельствуют наш язык и воспитание»[10]. Словесность стала той областью, где противостояние старого и нового было особенно острым. Византийские педагоги-ученые находились, как правило, в первых рядах тех, кто боролся за сохранение и чистоту классического греческого языка, против засорения его народными диалектами.

Тяга к традиционному (классическому) знанию обусловила установку школьного образования на постижение прежде всего умозрительной, а не практической «мудрости». Византийцы рассматривали образовательный процесс как восхождение к пониманию смысла бытия и своего места в мире. Высшим предметом являлась философия — как «первая» (светская), так и «вторая», (сокровенная). Ни одна из остальных наук не имела самостоятельной ценности, будучи каждая лишь ступенью на пути к чистому знанию. Это не означало, что практические знания по астрономии, математики, геометрий и физике не считались важными, но, приобретая их, византиец всегда имел в виду нечто большее — поиск самых общих принципов человеческого существования.

Византийская система образования исполняла специфические социальные и культурные функции. Можно говорить о ней как о канале вертикальной циркуляции, как о форме социальной мобильности. Доступность византийской школы делала ее, если воспользоваться выражением Питирима Сорокина, «„социальным лифтом“, движущимся с самого низа общества до самых верхов»[11]. Образование в Византии всегда было необходимым условием для доступа к высшим государственным или церковным должностям. В течение всей византийской истории оно, наряду со службой в армии, давало представителям средних и низших слоев возможность социального продвижения. Политическая элита, как правило, охотно включала в свой состав образованных «разночинцев». Потребность в высококвалифицированных чиновниках диктовалась самой сложностью государственно-административной деятельности.