Византийская принцесса - [42]

— Смотреть и слушать! Смотреть и слушать! Этот преступник и гнусный негодяй был захвачен в тот самый час и миг, когда он хотел обесчестить женщину! И всякий, кто захочет обесчестить женщину, будет повешен по приказу севастократора!

Глашатай отъехал от прежнего места и повторил возглас, на сей раз направляя свой мощный голос в сторону лагеря.

И пока он говорил все это, на виселице появился второй казненный. И снова раскачивалось тело, а глашатай объявлял:

— Сей ничтожный и низкий человек был уличен в мародерстве и в том, что он обдирал с трупов все ценное и складывал к себе в мешок, и даже в том, что, застав кого-то на поле боя не убитым, но только раненым, наносил несчастному последний удар или, того хуже, бросал его умирать! И за это он был повешен. За подобное же преступление будет повешен любой!

Третий казненный взял продовольствие у местных жителей и отказался платить, что было приравнено к грабежу.

— Севастократор запрещает брать без платы хлеб, вино, одежду или что-либо другое! И всякий грабитель, чью вину сумеют доказать, будет без жалости и снисхождения повешен!

— …повешен, повешен!.. — разносилось над полем, улетало за городские стены, металось между палаток военного лагеря.

— И каждый, кто войдет в церковь, дабы украсть из нее, и каждый, кто затеет ссору, закончившуюся кровопролитием, будет повешен, повешен, повешен!..

Наконец все семеро были подняты на виселицу. Они были, точно младенцы, спеленуты по рукам и ногам: в саванах из рогожи, со связанными щиколотками и с веревкой поперек живота.

— Дьявольские плоды растут на этом дереве, — сказал герцог де Пера, обращаясь к самому себе, ибо его собеседник уже ушел в свой шатер. — Но когда же севастократор успел произвести расследование столь многих преступлений? Однако надо отдать ему должное: вряд ли теперь в городе или лагере начнутся беспорядки. Во всяком случае, в ближайшие несколько дней.

Он прошелся взад-вперед, потирая руки, и видно было, что происходящее не на шутку занимает его.

Когда Тирант вернулся, герцог де Пера подошел к нему и заговорил:

— Я видел то, что вы сделали.

— Правда? — Севастократор чуть улыбнулся. — И что же вы видели?

— Скажите, — настойчиво попросил герцог, — как вам удалось так быстро отыскать преступников?

— В преступниках никогда нет недостатка, и разыскать таковых не составляет труда.

— Неужто они совершили все те преступления, за которые их повесили?

— Во всяком случае, никаких других преступлений они больше не совершат.

Тирант перестал улыбаться. Герцог увидел, что севастократор едва держится на ногах от усталости, но это стало заметно лишь теперь, а прежде Тирант выглядел очень веселым и оживленным.

— Прошу вас, зайдите в мой шатер и освежитесь, — забеспокоился герцог. — Как вы себя чувствуете? Я сожалею, что докучал вам вопросами. Хочу угостить вас вином из моих виноградников. Я возил с собой. Такого вы еще не пробовали.

— Благодарю, — сказал Тирант.

Он вошел в шатер герцога и опустился на раскладной стульчик с сиденьем из шкуры леопарда и с ножками из резного черного дерева.

Герцог велел подать севастократору неразбавленного вина и, пока Тирант утолял жажду, внимательно его рассматривал.

— Вы должны беречь себя, — посоветовал ему герцог де Пера. — В молодые годы мы считаем, будто запасы сил у нас неограничены, однако это прискорбное заблуждение. И молодость, поверьте мне, оставляет человека слишком скоро.

— Но у меня нет времени для этого, — ответил Тирант.

— Кто были эти казненные? — спросил герцог де Пера. — Кого вы повесили?

Тирант долго молчал, прежде чем ответить, и наконец сказал:

— Обещайте никому не говорить.

Герцог приложил руку к сердцу.

— В таком случае, я открою вам правду, — произнес Тирант. — Эти бедняги, которые служат теперь устрашением для бунтовщиков, — просто убитые солдаты, которых я подобрал на поле боя. Я не знаю, кто они.

— Вы опозорили их, — не веря услышанному, вымолвил герцог. — Вы жестоко надругались над телами ни в чем не повинных людей!

— Если они и согрешили когда-либо при жизни, — ответил Тирант, — то теперь все их грехи будут прощены, а то, что я сделал с ними, зачтется им как мученичество. А через три дня я прикажу предать их христианскому погребению.

— Но что будет с вами? — не мог успокоиться герцог. — Что вы делаете со своей душой, севастократор, и что вы делаете с вашим сердцем?

— Мое сердце остается в неприкосновенности, потому что я не стал брать его с собою на войну, а вместо этого вручил достойнейшей девице; что до моей души — если я и поступил жестоко, то лишь ради императора.

— Выпейте еще вина, — предложил герцог. Он во все глаза смотрел на Тиранта и мог только качать головой.

* * *

После забот чрезмерно долгого дня все так утомились, что прочее Тирант решил предоставить дню следующему и отдал приказание всем отдыхать.

На рассвете севастократор был уже на ногах и смотрел, как по его распоряжению возводят большой двускатный шатер и водружают наверху крест: здесь предстояло служить мессу, и еще этот же шатер должен был использоваться для собраний. Жить же в нем никому не дозволялось.

И едва только зазвонил подвешенный под крышей шатра колокол, как Тирант отправился слушать мессу. Диафеб тоже явился, но устроился в шатре так, чтобы севастократор сидел к нему спиной и не мог видеть, как кузен его зевает во весь рот.