Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438) - [29]
Стремление греков к успешному завершению переговоров вызывали у Иоанна одни лишь хвалебные отзывы, однако у него было все меньше оснований считать, что на Западе дела обстоят таким же образом. Тянулись месяцы ожидания, но с самого момента прибытия он не получил ни одного ответа или инструкции из Базеля. В письме Чезарини от 10 марта 1436 г. он впервые посетовал на то, что о них забыли, словно о мертвых. «Если собор не доведет дело до конца, — внушал он кардиналу — то скоро и Константинополь окажется во власти турок, и Венгрия будет разорена ими»[326].
Летом в городе распространилась чума. Жертвой эпидемии стал его последний помощник Симон Фрерон. Сам Иоанн по настоянию императора перебрался на один из близлежащих островов. В начале сентября 1436 г. он вернулся в столицу, а спустя четыре дня получил первое за все это время известие о том, что собор ратифицировал новую редакцию декрета[327]. Следовательно, оставалось только дождаться флот, который не позднее мая должен был прийти и забрать восточную делегацию. При получении этих известий в Константинополе звонили в колокола, а император и патриарх, по свидетельству дипломата, плакали от счастья[328]. Через несколько дней император заявил послу о своем намерении отправить на Запад двух своих представителей — одного к папе, другого в Базель, Иоанн Рагузанский объяснял эту инициативу стремлением ускорить ход событий, а при необходимости стать посредником между курией и собором. До Константинополя доходили слухи о сохранявшемся разладе между ними, вследствие чего затягивалось решение вопроса о выборе места для униатского собора[329]. Дипломат не возражал, напомнив только, что послы должны действовать в рамках уже достигнутых договоренностей. В результате в Базель был делегирован уже бывавший там Иоанн Дисипат. В Болонью к папе должен был ехать Мануил Тарханиот. Иоанн Рагузанский отказался от предложения императора самому отправиться в Базель вместе с Дисипатом, сославшись на обязанность оставаться в Константинополе до прихода галер. Повторился и уже известный инцидент. Император попросил доминиканца оплатить посольские расходы. Тот категорически воспротивился, заявив, что отпущенные ему деньги для этого не предусмотрены и необходимы для того, чтобы обеспечить прибытие в столицу делегатов восточной церкви[330]. Спор длился не одну неделю. Однако 12 ноября 1436 г. в Константинополь снова прибыл папский легат Гаратони[331]. Это был уже третий его визит на Восток. Опасаясь очередных интриг, Иоанн Рагузанский посчитал благоразумным немедленно выдать грекам нужную сумму.
Императорский мандат предписывал новому посольству, отправлявшемуся на Запад, установить, в какой мере в Базеле выполняются обязательства по декрету «Sicut pia mater», посодействовать тому, чтобы к выгоде византийцев решили вопрос о месте созыва вселенского собора. В случае, если бы обнаружилось обратное, послы должны были решать все вопросы с папой[332]. Трудно сказать, знал ли Иоанн Рагузанский именно о такой постановке вопроса. Из его переписки и отчета явствует, что скорее всего — нет.
В январе 1437 г. доминиканец получил новые письма и инструкции из Базеля. Византийцам предлагали провести совместный собор либо в Базеле, либо во французском Авиньоне. О состоявшейся в связи с этим беседе с императором Иоанн подробно пишет в своем отчете[333]. Из него мы узнаем, что византийцы отвергли оба предложения. Что касается Авиньона, император сказал, что этот город вообще не фигурирует в списке декрета. На замечание базельского дипломата о том, что декрет среди всего прочего предполагает неопределенный город на побережье (alia terra maritima), последовал ответ, что имеется в виду не любой город вообще, а прибрежный город в Италии. По итогам переговоров Иоанн своим письмом от 13 февраля сообщал депутатам, что на приеме у императора он в очередной раз пытался убедить его ехать в Базель, но получил отказ[334]. Об отношении греков к Авиньону он, как ни странно, не упомянул вовсе. Реакция самого императора была изложена в его письме от 11 февраля[335]. Византийский правитель писал, что никогда не согласится с назначением Базеля, но готов принять любой город, который значится в списке декрета. Об Авиньоне и в этом письме нет ни слова. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что данный вариант действительно обсуждался тогда в Константинополе.
Между тем в конце мая 1437 г. истек условленный срок, к которому должен был прийти флот. Но не было ни обещанных галер, ни каких-либо известий, кроме различных слухов. Доверие к Иоанну начало стремительно падать. По его признанию, он становился объектом насмешек со стороны и греков, и латинян[336]. В отчаянии 24 июля он пишет в Базель, что уже собравшиеся в Константинополе участники восточной делегации лишь благодаря увещеваниям императора согласны ждать до наступления осени, после чего, если не будет ясных перспектив, просто разъедутся[337]. Но уже через несколько дней отчаяние сменилось радужной надеждой. Были получены письма от Иоанна Дисипата, находившегося в тот момент у папы в Болонье. Византийский посол сообщал, что по единодушному решению Базеля и папы местом созыва вселенского собора объявлена Флоренция
