Византиец - [70]

При Святом престоле, повязанном догмой, такую вольность позволить себе не могли. Вот и выходило, что папская дипломатия с подачи Виссариона затеяла всю эту громоздкую и трудоемкую операцию зря. Такие настроения витали при папском дворе, когда заходила речь о московском браке Зои.

Сначала Святой престол суетился, пробовал что-то сделать, напомнить Зое через посредников об ее обязательствах, ее долге, думал, как вразумить великого князя. Затем, за временами и расстояниями, все заглохло.

Н. в общем-то устраивал такой поворот. Все равно от Святого престола ожидать какой-либо помощи не приходилось, скорее подвоха. Но в то же время Н. с его деятельной натурой огорчало, что в Риме и Венеции столь быстро забыли о Зое. Тем самым итальянцы лишили себя уникальной возможности для расширения связей с Москвой. А Н. выступал за всяческое поощрение таких контактов. Он понимал: чтобы поднять православную Русь, ее нужно выталкивать в европейскую политику, даже вопреки ей самой, вопреки ее собственным желаниям и настроениям.

Однако Н. так размышлял больше по инерции. Он сознавал, что свое сделал. В лучшем случае он мог вмешаться, чтобы что-то подправить.

Глава 22

Ты скажешь, что венецианцев в эту войну втянуло не желание защищать веру, а стремление к власти, что они искали Пелопоннес, а не Иисуса. Пусть так. Но нам этого достаточно, потому что, если победят венецианцы — победит Христос. Победа турок означает ниспровержение Евангелия, а это мы обязаны отвратить любой ценой. Ты утверждаешь, что, если Турция и Венеция будут воевать между собой, они обе потерпят крах, предполагая, что турецкие силы не превосходят венецианские. Но ты ошибаешься. Венецианцы намного слабее турок, хотя их флот и считается более мощным. Он может еще как-то угрожать островам и прибрежным городам, но почти ничего не способен сделать на суше.

Папа Пий II. Комментарии

Жизнь Н. очень во многом переменилась. И не в лучшую сторону. Ему крайне тяжело далось привыкание к собственной отстраненности от большой политики. Ему пришлось предпринять ряд довольно болезненных шагов по экономии, отказаться от привычного уклада. На него все сильнее наваливалось одиночество, которое отныне заполняло пустоты в его существовании. И тем не менее в чем-то его нынешняя жизнь все-таки напоминала прежнюю. Н. продолжал общаться со многими людьми из своего старого круга, баловался переводами, преподавал. Случалось, хотя и редко, что в качестве консультанта, знатока восточных дел его привлекали к проработке политических вопросов, с которыми сталкивалась Венеция в войне против Турции.

Все это было очень зыбко. Н. сам подспудно чувствовал, что до бесконечности поддерживать эту видимость благополучия ему не удастся. Обвал случился в 1479 году, когда по капризу судьбы Зоя родила сына.

В Венеции понимали, что мир с Турцией неизбежен. Венеция уже давно не проводила наступательных операций. Уже давно Малатеста эвакуировал Морею, прихватив с собой прах обожаемого им Гемиста. Уже давно Мухаммед захватил последний оплот венецианского сопротивления на востоке — остров Негропонт. Уже давно выбыл из войны единственный союзник, способный на равных помериться силами с Мухаммедом: 10 августа 1473 года персидский шах Узун Хасан, кстати, женатый на дочери трапезундского императора Иоанна IV, потерпел страшнейшее поражение под Эрзинджаном. В 1475 году, когда с подчинением Османской империи Крыма пала генуэзская Каффа, в Венеции никто даже не порадовался унижению извечной соперницы — в Каффе турки перебили всех христиан. От таких новостей в Венеции царило мрачно-унылое настроение. Силы республики таяли.

В Риме только призывали к крестовому походу, не ударив палец о палец, чтобы помочь северной союзнице. Большинство европейских держав или стояли в стороне, или, того хуже, пытались воспользоваться войной в своих корыстных интересах. По существу, всю тяжесть военных действий с отлаженной боевой машиной Османской империи несли две страны — Венеция и Венгрия. И обе подошли к пределу своих ресурсов. Столкнувшись с перспективой приближения военных действий к венецианской лагуне, Сенат вынужденно пошел на переговоры.

В Стамбул направили делегацию во главе с Джованни Дарио. Неизбежность мира витала в воздухе. Его одновременно и ждали, и страшились. И тем не менее, когда в начале февраля в Венецию пришло известие, что 25 января 1479 года в Стамбуле был подписан мирный договор с Турцией, это произвело эффект пушечного ядра, ворвавшегося в комнату. Город словно накрыли саваном. Венеция уступала туркам свои лучшие заморские владения: Скутари, Кройю, Негропонт, Лемнос, Ла Маину. Гордая республика обязалась выплачивать Турции контрибуцию в размере десяти тысяч дукатов ежегодно. Это было не просто поражение. Это была катастрофа.

Граждане республики не ведали, что Венеции еще суждено воспрять, что она еще переживет свой второй золотой век, богатея и прирастая наземными владениями. Но это — потом. Сейчас венецианцам предстояло учиться жить по средствам и бороться за свое существование уже не на просторах Романии, а на рынках зерна и кредита Генуи, Флоренции и Сиены и в прокуренных ладаном, пыльных и душных ризницах Рима.