Византиец - [46]

Тридцать шесть месяцев этого ожидания были самыми мучительными в жизни Н. Он не мог начинать никакие новые проекты, не мог искать новую работу, не мог прояснить свои отношения с Виссарионом. Не мог ничего. Все было подчинено одному — ожиданию ответа из Москвы. Причем Н. казалось, что и Виссарион, несмотря на всю свою десятилетиями доведенную до совершенства невозмутимость, тоже пребывал в сходном взволнованно-напряженном состоянии. Не меньше тяготило и ощущение зависимости.

Личное поражение Н. не страшило. Он давно отказался от внешних атрибутов обычного человеческого счастья, таких как семья, деньги, карьера, комфорт. Но он не был и сумасшедшим. Нет, скорее Н. был игроком, вознамерившимся обмануть историю. Дело гиблое, почти безнадежное. Почти.

Сейчас Н. ждал вестей из Москвы, и его угнетало, что судьба замужества Зои оказывалась в руках человека, которому он не доверял, которого презирал. Любое недоверие можно побороть. Здесь присутствовало другое. Н. доподлинно знал, что Делла Вольпе предаст. Н. оставалось только надеяться, что те страховочные шаги, которые он успел предпринять, чтобы направить это предательство в приемлемое русло, окажутся достаточными. Тем не менее на душе ныло.

Некоторое облегчение наступило летом 1471 года. Тяжелее всего Н. переносил бездеятельность. И судьба как будто услышала его мольбы. Ему было уже все равно, только бы что-нибудь произошло. Что угодно. И вот 26 июля 1471 года умирает Павел II. Жалости Н. не испытывал. Он никогда не любил этого человека. Как, впрочем, не любили Павла все гуманисты. В общем-то, его было не за что любить: блеклого, малообразованного, нерешительного, мстительного. На фоне таких фигур, как Николай V и Пий II, Виссарион и Николай Кузанский, Павел II выглядел карликом.

Но в то же время лично Н. он ничего плохого не сделал. Более того, на критическом этапе, когда Виссарион собирался уничтожить не в меру зарвавшегося секретаря, Павел, сам того не подозревая, помог Н. обуздать ярость кардинала. Испокон веков, если сановник попадает в опалу, это — лучшее средство от его гнева.

Вот и сейчас своей смертью Павел, скорее, сыграл Н. на руку. На подмостках Святого престола требовалась смена декораций.

Поначалу все повторилось как в дурном романе. При выборах папы Виссарион снова оказался в узком круге претендентов и как будто даже допускал возможность своего избрания. Но это уже больше была дань традиции. Особых шансов на избрание у старого прелата не было. Время его прошло безвозвратно. Прошло вместе с эпохой так и не состоявшегося объединения церквей и вселенского крестового похода.

Из знаменосца эпохи Виссарион превратился в ее надгробие. Блестяще образованный гуманист, мыслитель, стратег, переписывавшийся с половиной светских и духовных владык Европы, Виссарион так же не вписывался со своими идеями в новые прагматические времена, как не вписывался со своей черной рясой в лилово-вишневую монотонность конклава.

Правда, в отличие от былых времен на этот раз Н. даже не огорчился за своего бывшего учителя. И вовсе не потому, что учитель успел побывать его заклятым врагом и едва успел преобразиться в неохотного союзника. Когда речь заходила об успехе их операции, Н., как и Виссарион, не особенно считался с собственными симпатиями и антипатиями. Просто Н. полагал, что избрание Виссариона папой могло бы помешать замужеству Зои.

Да, в силу ряда обстоятельств Виссарион стал помогать Н. в осуществлении его замысла. Но Н. не сомневался: случись Виссариону оказаться на вершине власти, он непременно вернулся бы к продвижению дорогих его сердцу идей примирения и объединения церквей и организации крестового похода против Турции. Претворению неовизантийской мечты Н. это могло только повредить.

От Н. мало что зависело. Тем не менее он постарался внести посильную лепту, чтобы Виссариона провалили окончательно и бесповоротно. Где нужно — обронил копию письма прелата венгерскому королю, которое при желании истолковывалось как заигрывание с империей. Где нужно — деликатно напомнил о старом содомском грехе Виссариона.

С аккуратной подсказки Н. в римских салонах вновь заговорили о заговоре Платины, причем доставалось не только тупому и трусливому Павлу, но и Виссариону, взрастившему под своим крылом гнездо заговорщиков. Римскую светскую и духовную знать не волновало, был ли заговор на самом деле или нет. Казус заключался в другом: действительные или мнимые заговорщики, в этом никто не сомневался, подвергали сомнению систему, критиковали устои папского государства, а это — грех непростительный.

Попутно вспомнили и о финансовых злоупотреблениях Виссарионова окружения. Ибо, хотя сам кардинал никогда не поскальзывался на этой дорожке, твердости в отношении отдельных, особенно допускавшихся к телу молодых и красивых священников и профессоров Виссариону явно недоставало.

Венеция отстаивала кандидатуру Виссариона до конца. Но это уже ничего не могло изменить. 9 августа 1471 года папой избрали Франческо Делла Ровере, который выбрал себе имя Сикст IV.

Приход нового понтифика позволил Н. осуществить его давнюю мечту и отделиться от Виссариона. Нет, служба в качестве личного помощника Виссариона нисколько не тяготила его. Н. уже давно вышел из того возраста, когда этические нестыковки доставляют какое-то беспокойство. К тому же эта работа носила по большей части эпизодический характер. Однако Н. никогда не забывал, что Виссарион стар и болен. Жить ему оставалось не очень долго. А Н. желал обосноваться попрочнее. Хотя бы для того, чтобы и после Виссарионовой смерти продолжать двигать их проект. Статуса бывшего секретаря бывшего кардинала для этого вряд ли хватило бы.