Византиец - [45]
Таким образом, было решено отправить письмо с Георгием Траханиотом, тем самым, который приехал еще летом вместе с Никколо Джисларди и участвовал в знаменательной встрече с папой, с которой, собственно, все и пошло. Только на этот раз его сопровождали в Москву брат Делла Вольпе Карло и племянник Антонио Джисларди.
Глава 13
«Если ты готов услышать правду, я скажу тебе, что мне не нравится ничего из того, что происходит в этой Курии. Все прогнило. Никто не исполняет свой долг. Ни ты, ни кардиналы не заботятся о Церкви. Какое там уважение к законам? Какое усердие в поклонении Богу? Все следуют амбициям и алчности. Когда на консистории я только начинаю говорить о реформе, надо мной смеются. Я здесь совершенно бесполезен. Позволь мне уйти. Я не могу больше терпеть эти нравы. Моя старость требует покоя. Я найду убежище в одиночестве и, раз уж я не могу жить на благо общества, поживу для самого себя». После этих слов он (Николай Кузанский) разрыдался.
Папа Пий II. Комментарии
В Москву, как потом Н. узнал от своих агентов, письмо Виссариона поступило 11 февраля 1469 года. Великий князь крепко задумался над предложением кардинала Никейского. В свойственной ему осторожной манере, прежде чем принимать столь важное решение, он посоветовался с матерью, с митрополитом Филиппом, с боярами. Но тем не менее идея сразу понравилась Иоанну. Какие бы интриги ни плели Н. с Виссарионом, Иоанн и в самом деле, женившись на Зое, выступал в качестве наследника и преемника византийских императоров.
Уже в следующем месяце Иоанн отправляет в Рим своего посла с заданием посмотреть на невесту и привезти ее портрет. Выбор пал на того же Джовамбаттиста Делла Вольпе, известного в Москве как монетный мастер Иван Фрязин.
Н. предпочел бы, чтобы со столь ответственной миссией от великого князя приехал кто-то другой, кто-то из солидных бояр, человек с положением, с соответствующей наружностью. Но здесь уже ничего нельзя было поделать. Делла Вольпе подсуетился по собственной инициативе. Как потом узнал Н., тому было жизненно важно приехать в Италию, поскольку параллельно он затевал еще одну авантюру. Игра на вторых ролях определенно не устраивала вичентинца.
Н. даже в какой-то момент взвешивал, а не устранить ли его. Но потом отказался от этой идеи. Положим, убрать Делла Вольпе было можно, хотя и трудно. Но тогда Н. лишился бы своего самого ценного агента в Москве, хотя и ненадежного, сомнительного, промышлявшего на стороне. Заменить его Н. было некем. Поэтому он решил до поры до времени подождать.
В конце концов, в отправке обрусевшего итальянца послом по тем временам ничего странного не было. Многие государи прибегали к этой практике. Лишь в самых редких, исключительных случаях послами отправлялись действительно крупные сановники уровня Виссариона.
С помощью Н. ловкий Делла Вольпе с легкостью выполнил данные ему поручения. Он был принят папой, перед которым разыграл правоверного католика, несмотря на то, что в Москве принял православие. Имел встречу с деспиной. Провел развернутые переговоры с Виссарионом. В результате и Павел, и московский посол сошлись на том, что брак отвечает интересам обеих сторон и должен состояться. Предусмотрительный Делла Вольпе даже запасся у папы охранными грамотами, которые потребовались бы для проезда московских послов и Зои по католическим землям.
Н. всегда получал наслаждение от наблюдения событий, в которых сам же и участвовал. Так и на этот раз. Точно так же, как он использовал Виссариона, тот стремился использовать Павла. И тоже не стеснялся вводить его в заблуждение.
Для Павла II брак Зои с великим князем Московским в первую очередь представлял возможность приблизить Москву к Флорентийской Унии. Как рассказывали Н. его источники из свиты папы, Павел льстил себя надеждой, что девушка, воспитанная у самого апостольского престола, склонит супруга к принятию унии. Ну что же, Н. не возражал. Кстати, очень удачно получилось, что послом приехал именно Делла Вольпе. Его даже не пришлось инструктировать. Как настоящий двойной агент, он работал сразу по нескольким направлениям.
Делла Вольпе тоже ведь на Руси считался чужаком и не особенно надеялся на благодарность Иоанна. Куда реальнее было выторговать что-то у Святого престола. И Делла Вольпе выложился. Будучи неплохим артистом и быстро проникнувшись ситуацией, он с немалым красноречием убеждал римских собеседников, что Иоанн, поднимавший свое государство из дикости и двухсотлетнего унижения монгольского ига, спит и видит, как бы выбраться из-под опеки косного местного духовенства и перейти под омофор[11] истинной апостольской церкви.
Верится в то, во что хочется верить. Политический фон явно благоприятствовал замыслам заговорщиков. Снова оживились разговоры о крестовом походе. И Павла II, не отличавшегося ни глубокими знаниями, ни аналитическим умом, похоже, вдохновляла перспектива обрести нового могучего союзника против страшных турок.
Как бы то ни было, посольство Делла Вольпе увенчалось полным успехом. Тщеславный Павел попросил лишь, чтобы со следующим посольством, которое приедет за Зоей, Иоанн прислал в Рим несколько солидных бояр. Делла Вольпе с легкостью поручился от лица своего государя. Теперь оставалось ждать и молиться, чтобы Иоанн не передумал.
Политика создает историю, и политика же ее разрушает… и никого не щадит. Даже жизнь почившего гения может стать разменной монетой в этой игре с высокими ставками… Стремясь усилить свои позиции на мировой арене в разгар холодной войны, наша держава заигрывает с русской диаспорой на религиозной почве и готовит первый шаг к сближению – канонизацию Н. В. Гоголя. Советскому разведчику, много лет прожившему в Европе, поручено найти в Италии и уничтожить секретные свидетельства о жизни великого русского писателя.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.